Милая моя Шурочка. Пишу тебе за день второе письмо. Вот видишь, какое усердие!
Утром я имел крупный разговор с П. П. относительно выдачи жалованья. Мы всё сидим без денег. Левитскому и Покровскому он отказал выдать вперед. Тогда пошел я, как бы тяжелой артиллерией. Говорили мы громко и резко. Попрекнул он нас московской поездкой, но в конце концов согласился нам выдать вперед жалованье за октябрь без походно-порционных (3? р. в д[ень]), которые надо особо выписать. Получу значит 90 р. Из них отдам Покровскому 40 и Левитскому 15[130]. Как видишь, я всё такой же неисправимый.
Затем, после разговора, пошли все мирно в казармы устраивать наш госпиталь. Зашли еще раз к соседям, где и П. П. нашел всё прекрасным. Решили свой госпиталь устроить совсем на такой же манер. Отдали все нужные распоряжения смотрителю и пошли на вокзал обедать. Обед скверный. Насилу достали «Киевскую мысль», прочли последние известия, – мало интересного. Как тебе нравятся манифестации московских и киевских студентов?[131] Впрочем, ответ ясен…
Во всем районе военного положения запрещены московские газеты[132]. Говорят, что здесь можно получить «Новое время», «Речь», «День», «Киевскую мысль», «Киевлянин» и «Одесские новости». Вот и всё. От Р. В. придется волей-неволей отказаться. Но я попрошу тебя сообщать обо всем более или менее интересном, волнующем, что в них встретится. Не хочу порвать связи с московскими газетами.
После обеда мы пошли в местечко (не город) Волочиск: население наполовину малороссы, наполовину евреи. Прошлись по главной и единственной улице и пошли дальше, по направлению к границе. Шли мы версты четыре, пока не дошли до самого местечка Волочиск (где мы живем, это станция). На рыночной площади перед большим и красивым костелом много народа, бойкая торговля. Для нас всё это очень интересно. (Мы шли втроем с Лев[ицким] и Покр[овским].)
Затем спустились вниз к реке Збруч, загороженной плотиной, образующей большой пруд. На другой стороне плотины – австрийский Подволочиск. В общем, та сторона мало разнится от этой. Дома всё же чище и больше, а публика, несомненно, чище, лучше одета. Но, в общем, разница небольшая. Целый ряд домов представляет груду развалин. Это наша артиллерия расстреливала какой-то австрийский поезд. Другие дома покинуты, стекла выбиты, внутри пусто, двери открыты. Кое-где видны еще остатки австрийских почтовых ящиков, почти совсем разбитых. Много свежих русских вывесок. Костёльная улица переименована в Николаевскую и т. д. Много солдат-ополченцев. Внутри вокзала на стене мы нашли еще остатки немецкого объявления о мобилизации. Странное впечатление получается от завоеванного местечка.
Обратно мы поехали с санитарным поездом, везшим 750 чел. раненых! Железнодорожный мост наполовину разрушен, ведет только одна колея. На нашей стороне сожжены австрийцами дотла два-три здания казарм недалеко от границы.
Вот наши первые впечатления от войны.
Когда мы вернулись домой, нас П. П. огорошил сообщением