Также весело катались,
И резвились, и игрались.
Годы шли, ну а теперь?
Этот праздник – в детство дверь!
Детство, друг, не забывай,
С ожиданием встречай
Ты не только «Новый год»!
День дарован! Счастлив тот,
Кто себя средь дней нашел
И к призванию пришел!
Тех прекрасен жизни путь,
Кто осмелился шагнуть,
Вопреки советам, мненьям,
Философиям, ученьям,
Внемля сердцем глас призыва,
С неба приняв директиву,
Своей верой водворяет –
Жизнь с избытком созерцает!
Герой, увы, того не знал,
Как умел, так и живал!
Что ж, вернемся. Он проснулся,
С ленью в ложе потянулся;
Видом мрачный и больной,
Недовольный, даже злой.
Гнев его понятен мне:
Жизнь ночная – боль главе!
– Голова болит – нет мочи! –
Открывая мутны очи,
С хрипом Митя простонал.
В ту минуту он мечтал,
Горло чем-то промочить,
Снять похмелье, отменить
Головную тяжесть, мленье
И души опустошенье.
Силясь, в локти упираясь,
Он присел на край, качаясь,
В мятой розовой сорочке,
Низ – в исподнем. На цепочке
Крест болтался на груди,
С тыльной – надпись: «Огради!».
Ноги в тапки продевая,
От души, в весь рот зевая,
Ветрин начал подниматься,
В полумраке озираться,
Чтоб заветную сыскать…
Снова рухнул на кровать,
Не от слабости, хотенья –
От большого удивленья –
Вся гостиная вверх дном:
Две «Мартини» под окном,
Осушенных там стояли
И надежды не давали.
Бутерброды с мишурой,
Под лососевой икрой
В центре, на полу валялись;
С ними рядом красовались
Три испанских от вина
И армянская «Двина».
Все испиты! На столе,
Средь закусок, в хрустале
Засыхала «Сельдь под шубой»;
Здесь же рядом медной тубой
Был накрыт «Марсель» салат,
Да разбросанный шпинат,
И окурки под столом…
В общем – тут царил погром!
Все ж, больной кривясь, шатаясь,
Брел с надеждой, оступаясь
По скрипучему полу,
В направлении к столу.
В кресло рухнул от бессилья
У стола, и штор мантилья
От порыва колыхнулась,
Вьюгой снежной распахнулась
Настежь форточка окна.
Терпкий запах от вина
С подоконника струился,
Позабытый в днях, хрусталь
Шторой сваленный разбился,
Об паркет – фужер «Версаль».
– Не успел… Какая жалость! –
Он, с сарказмом бредя; вялость
Заставляла так сказать.
Слабость стала пронимать,
Безразличьем сердце грея.
От бессилия трезвея,
Наш гуляка