– Ух, проклятая! – Вероника не любила ни стариков, ни молоко.
Хлопнула дверью и продолжила:
– Итак, почему же одни бесчувственны, словно ороговевший слой, другие – чокнутые, вроде меня?
Она много думала о себе, анализировала свою жизнь и свои ощущения. С детства была у неё одна серьёзная проблема – она страдала от уязвлённой гордости больше, чем другие дети. Уже в четыре она стала застенчивой, потому что, заботясь о своей репутации, могла оробеть при малейшей возможности ударить лицом в грязь. Должно быть, отец – человек вспыльчивый, но застенчивый, вечно на страже чувства собственного достоинства – наградил её тем же. И вот это застенчивое дитя то выдавало умные речи, то робело, вознося значимость постороннего человека. Она не могла иначе, ведь мнение каждого встречного с лёгкостью уязвляло её гордыню, а значит, причиняло боль. С этого всё и началось.
Она винила себя, возможно, стыдилась, но реже поступка, чем последствий – того, что позволила кому-то себя оскорбить. Даже если виноват обидчик, расплачиваться болью приходилось ей, и она изо всех сил старалась не нарываться. Помнит, ещё в пять минуты две стояла у двери в квартиру подружки, прежде чем позвонить, всё решала, что сказать её маме, чтобы та ничего дурного о ней не подумала и не сказала. В детском саду не выносила, когда её ругали, вела себя тихо, только бы воспитатели не высказали чего. Это же так обидно! Как потом с этим жить?
Ещё до школы один мальчик сказал ей, что она не сумеет выиграть у него наклейку, которую она очень хотела. Она решила не дружить с ним, и тогда он предложил ей эту наклейку просто так. «Нет! – сказала она. – Теперь уже не надо!» Она вела себя не по возрасту, но всем нравятся такие дети – умные и робкие – никому и дела не было до того, что она испытывала горькую обиду на всякого, кто заставлял её выглядеть недостойно.
Когда она была подростком, одни говорили, что она толстая, другие – что нищая. Как смели они говорить ей такие вещи? Если изводить себя диетами она могла, то разбогатеть – нет. Всё, что она не могла сделать, чтобы избежать ранения, мучило её. Оказалось, что проблема её была огромна, эта боязнь критики не только не позволяла ей действовать смело, но и нещадно губила нервы. Единственным выходом для неё стало стремление укрыться от людей, примерять образ «меня здесь нет». Так, неудовлетворённая собой, и опасающаяся того, что над ней посмеются, она лишила себя и друзей, и романтических отношений. Пока она училась в школе, она притворялась совершенно равнодушной и к своему весу, и к своему виду, и к критике, но лишь сидела в своей комнате и писала какие-то стишки, а потом, сжигала их.
Физическое наказание – тема отдельная. Детей пугает боль: малыши, рассказывая об этом на прогулках, всегда ссылались на боль. Они понимали порку буквально – это больно, говорили они, а больше и сказать ничего не могли. Если их пороли сильно, они слушались, чтобы больше такое не