На то, чтобы установить процент «критической массы», теряя которую предмет сохранял изначальные свойства, и вычислить максимальные размеры физического тела, способного переместиться из холодильника в комнату, ушло около месяца. Ещё два Сергей учился отделять неживое от живого, а также живое от живого с полным сохранением всех жизненных функций подопытных. При этом ему пришлось загубить несколько десятков невинных крыс, хомячков, морских свинок, дворняг и даже одного поросёнка. Последний, правда, остался живым, но тощим, как швабра. Успевший к тому времени обрасти нежной шёрсткой Прохвост воротил впоследствии нос от его обезжиренных мощей.
И вот только после этого Ищенко залез по уши в долги, чтобы купить большой современный холодильник, куда и перемонтировал то, что раньше было машиной времени. После чего ему осталось поставить решающий опыт.
На себе.
Налоговая инспекторша с некоторой дрожью в членах вошла в помещение с белыми стенами. Из всей мебели наиболее был заметен большой белый ящик с откинутой крышкой, отдалённо напоминающий холодильник, внутри которого стояла белая же кушетка. Ширма того же цвета отгораживала дальний угол. Были также ещё стол и стул, но из-за своей белизны они на общем фоне в глаза практически не бросались.
– Проходите, – весело сказал из-за ширмы Ищенко. – Здесь кусаться некому.
– Бросьте свои шуточки, – буркнула Богдана Семёновна, от всей окружающей стерильности начав вдруг сожалеть о решении похудеть. – Никакого уважения к клиенту…
– Это вы зря, – хохотнул Сергей, являясь пред её заплывшие глазки в белом халате и с чашкой дымящегося напитка. – Присаживайтесь, попейте чайку, а я тем временем настрою аппаратуру. Потом взвесимся, определимся на цифре, ведь, сами понимаете, подход к клиенту у нас строго индивидуальный. Кстати, взнос будете делать сейчас или после сеанса?
– А если я не заплачу вовсе? – из последней сохранившейся наглости поинтересовалась Семечкина, втайне надеясь, что ей отвесят пинка и выгонят к чёртовой бабушке.
Глаза Ищенко холодно блеснули безжизненным отражением света «дневных» ламп.
– Здесь платят все и поначалу о деньгах не жалеют.
– Ага! Значит, о них жалеют потом, да? – Дух противоречия всё больше овладевал Богданой Семёновной.
– После сеанса их не жалеют вовсе, и вы в этом убедитесь. – Инспекторше почудилась в словах бизнесмена явная угроза, но оформить ощущения в мысль она не успела. – Пейте и раздевайтесь, а после взвешивания ложитесь на койку в камере.
– От вашего словарного запаса за версту несёт уголовщиной, – хмыкнула Семечкина, но послушно взяла в руки