Шли гулять вдоль центральной улицы. Полуслепая табличка на покосившемся углу утверждала, что улица называется «Октябрьская». Дворов через десять улица Октябрьская упиралась в храм и от храма бежала до грунтовки, уже под именем вождя мирового пролетариата.
В начале марта все дома стояли пустыми – деревня оживлялась лишь с наступлением майских праздников: криками вывезенных на лето детей, крупами загнутых в грядки огородниц, волнением тюлевых занавесок в распахнутых окнах. Ольга с Алексеем не знали нынешних владельцев домов и любили придумывать, кто, когда и как жил за этими тяжелыми стенами из круглых почерневших бревен. Ольга любила разыгрывать роли придуманных ею персонажей, а Алексей подыгрывал по мере таланта.
Доходили до храма и останавливались у обвитых тяжелой цепью ворот. Ольга рассказывала про неф, портал, абсиду и дорисовывала в воздухе, водя рукой перед глазами Алексея, узоры, отгрызенные временем от разрушающегося здания. Алексей следовал за воображением Ольги, его фантазия бежала вперед, и он, всемогущий от собственного счастья, рассказывал Ольге, что обязательно соберется – с чем надо собраться, было неясно – и восстановит этот храм. Обязательно восстановит.
Ольга брала его лицо своими узкими ладошками, смотрела на него снизу вверх – серые ее глаза в такие моменты пропитывались небом до прозрачной голубизны – и обещала, что все у Алексея получится. И пригибала вниз его голову, и терлась носом о колючий подбородок, и щекотала губы Алексея ресницами, и приговаривала: «Получится, все у тебя получится».
Если Ольга просыпалась без улыбки, то Алексей оставлял ее в одиночестве и за завтраком беседу первым не начинал. В такие дни в Ольге просыпался мелкий чертенок, и можно было нарваться на ехидное замечание, на демонстративное молчание или, того хуже, потянувшись губами к сердитому лицу, встретить сморщенные в жесткую гармонь губы. Алексей как-то попытался разжать запертые губы языком, но Ольга, коварно пропустив его язык за линию обороны, прихватила агрессора острыми резцами. Не сильно, но весьма чувствительно.
В такие дни гуляли они молча, Ольга вышагивала вся в себе, тяжело ступая, выдавливала галошами на снегу сложные узоры, всем видом своим давала понять, что нужно человека оставить в покое. Потакая Ольге, Алексей уходил вперед, не обращая на нее внимания, но тут же бывал наказан за равнодушие – тяжелый комок мартовского снега впивался в спину. Алексей заводил игру, делал вид, что его смертельно ранило, начинал оседать на снег.
– Царю-батюшке скажи, что англичане кирпичом ружья не чистят, – хрипел притворно Алексей, но Ольга игры не принимала и проходила мимо, пустыми ладонями демонстрируя непричастность к инциденту со снежком.
Летом ходили гулять к обрыву – Алексей любовался рекой, Ольга собирала полевые букеты. Нигде больше не цвели такие крупные маргаритки.
В одну из прогулок