Шахар, почувствовав скрытый подвох, нашел в себе силы сгладить и этот острый угол:
– Потому, что этот бонус не входил в обязательную программу, и никто в период сессии не хотел браться за него. Ну, а я давно уже интересовался темой, на которую написал свою работу, и решил использовать ради нее эту возможность. Не было бы интереса – ничего бы не было.
Обтекаемый ответ молодого человека сполна удовлетворил и Галь, и ее мать. Сам же Шахар обрадовался, что с честью вышел из внезапного тупика. Ему было плевать, что пришлось сказать полуправду, главное, что в истории с его эссе была, наконец-то, поставлена точка.
– Между прочим, – энергично заговорила его девушка, забегая дорогу, – Одед мне как-то говорил, что тоже хотел писать такое эссе, но по литературе.
– Разве? – удивилась Шели.
– Да, – подтвердила Галь, – он мне сам это сказал.
– Почему же он тогда не написал его?
– Из-за того, о чем только что упомянул Шахар. Нагрузка, сессия.
– Вот лентяй, – многозначительно усмехнулась Шели, уплетая горячие закуски.
– Никакой не лентяй! – запротестовал Шахар. – Сегодня мы с Галь случайно узнали, что наш Одед, оказывается, поэт!
И он рассказал о случае с выпавшим из тетради Одеда листком.
Его рассказ был выслушан при полном внимании со стороны пораженных слушательниц, а Галь все время поддакивала ему.
– Это ж надо!.. – протянула мать Галь, потягивая свой чай. – Нет, правда, хороший стих?
– Я не очень разбираюсь в поэзии, – сказал Шахар, – но мне он понравился.
– И мне, – подхватила Галь, – но мне он показался очень грустным. Там были такие фразы: "Тоска останется со мной".… "Мне одиноко".… "Каждый должен нести свою тяжесть".… Что-то в этом духе. Не слишком оптимистично. "Я не один, я с близкими людьми".… Так ведь он начинался? – обернулась она к своему другу.
– Кажется, так, – кивнул тот.
– Интересно, почему же Одед скрывает свой талант? – непонимающе заметила Шимрит. – Если все так, как вы говорите, то ему надо публиковаться, может быть, в вашей школьной газете или в каком-нибудь молодежном журнале. Почему бы и нет? Его бы заметили, может, это дало бы ему путевку в жизнь.
Окончательно выбитая из колеи Лиат, которой очень хотелось вновь переключить внимание на себя, немедленно перехватила инициативу:
– Я не читала стихов Одеда, но я знаю его самого. Этот парень вечно витает в облаках, живет в своем внутреннем мире, и никогда не рассказывает о том, что творится в его голове. И, если он сочиняет стихи, то, наверное, не о природе и о погоде, а сам надумывает себе свои сюжеты. Стоит ли ожидать, что он решится понести свою писанину в журналы, если даже нам, своим друзьям, показывать ее не хочет? – протароторила она осипшим голосом.
– Значит, ты полагаешь, что это стихотворение Одеда неправдивое? – переспросила