Я всегда подслушивала. Не только про Катю. А вообще. Для меня в нашей квартире было два самых интересных занятия: подслушивать, когда родители дома, и – рыться в вещах взрослых, шкафах, тайниках, ящиках, диванах, сервантах, – когда взрослых нет дома. Я подставляла стул, залезала туда, где за шторами вдоль стены длинные, сделанные руками отца стеллажи. Здесь пахло жизнью моего отца. Я открывала коробки с охотничьими патронами, трогала весы для пороха, смотрела в бинокль. Каждый раз находилось для меня что-то новое. Потом шла в мир мамы. Ковыряла заграничную помаду. Примеряла прозрачное женское бельё. Открывала пахучие флаконы. Листала дамские журналы. Пробовала на язык валерьянку… Чудный мир взрослой жизни…
Я всё ждала, ведь рано или поздно родители обязательно должны поднять тему Кати. И вот. Я стою, прижавшись к стене. Я совсем близко к спальне родителей. Я замерла возле кадки с какими-то огромными африканскими листьями, они дышат мне в лицо своей Африкой. Я вдыхаю жар белых песков и чёрных людей. Я тоже чёрная. Чёрная тень прячет меня внутри своей тайны. Чёрная тень делает чёрной мою душу. Мой слух устремлён к звукам голосов. Я понимаю, что делаю плохо, и от того моей душе, на которую падает чёрная тень, неуютно. Я слышу, как чмокает в кадке земля. В этой земле сыро и много бриллиантов. Это вода. Когда-то я превращусь в эту землю. Я стану землёй. И небо будет украшать меня бриллиантами. Но я уже буду землёй. Я смотрю на землю и знаю, что на самом деле я вижу себя. Из моих глаз падают бриллианты. Я вижу, как их поглощает земля. Я становлюсь на колени, мои глаза рядом с тьмою, внутри тьмы – я. Мне хочется к родителям. Но им не до меня. Они заняты. Я слушаю их разговор, и мне становится весело.
Они не ссорились, и это меня изумило. Они обсуждали тему, надо ли моему отцу удочерять Катю. И при этом они не ссорились! Мама считала, что надо, потому что это «дважды два». «Как это так, родная дочь, и до сих пор ты её не оформил, как полагается, по-человечески». «Эта девочка похожа на тебя! Твоя кровь. Давно пора оформить отцовство. Давно пора сказать Кате, что ты её отец. И нашим детям – тоже», – говорила мама. «Но ты ведь понимаешь, что это невозможно. Меня выгонят из партии. И потом. Я не хочу травмировать детей», – говорил отец. «Глупости, дети обрадуются, они всё поймут, они уже вполне взрослые, – сказала мама. – А насчёт партии… Подумаешь, партия. Зато у девочки будет родной отец. И ей радость, и тебе приятно. И у нас всех совесть чиста, в конце концов». – «Может, и так. Но на моей партийной карьере будет поставлен крест. И вся моя жизнь рухнет. Ты будто сама не знаешь, что меня ждёт в этом случае». – «А я тебе говорю,