Жизнь. Наргиз Хан

Я не знаю, что она видит в моих глазах – злобу, жажду мести, …страх, – но она продолжает буравить меня своими большими карими глазками, полная решимости вразумить меня. – Пойдём в дом, – говорит тихо, чтобы не спугнуть – меня. Молчит и только смотрит – ждёт. Минуты уносятся прочь, долгие минуты моего бездействия, но нужно её выслушать, я знаю, что это важно, важно для неё,… для меня. Она наблюдает за мной, видит, что я не намерен отступать, не в этот раз, она неожиданно отпускает мою руку, которую так невинно придерживала своей ладошкой, и я слышу мольбу в её голосе:

      – Пожалуйста…

      Глава 5.

      Искреннюю, глубокую любовь выразить нелегко. Голос ее тих. Она скромна и застенчива, скрывается от наших взоров, и готова ждать, бесконечно ждать. Так зреет плод. Годы летят быстро, жизнь склоняется к закату, а она все еще созревает в тени. Такова истинная любовь.

      Чарльз Диккенс. «Дэвид Копперфильд».

      Память услужливо отступила в тень, поэтому последние несколько минут до момента возвращения в комнату Розы я не помнил, но раз я здесь, с ней, значит я позволил этой девочке вернуть себя в эту…квартиру. Я позволял кареглазке очень многое, но сейчас я корил себя, что не сопротивлялся ребёнку. Я всё ещё был невменяем, только теперь моё состояние было схожим с состоянием больного, накаченного запрещёнными препаратами, я так сильно устал…

      – Зачем ты меня остановила? – с полной эмоциональной атрофией, я задал вопрос этой девочке, которая так легко отнеслась к тому, что меня медленно убивало. – Зачем?

      – Это не он, – снова повторила она то, что говорила на лестнице так же тихо, так же не решаясь посмотреть мне в глаза. Пусть и бесчувственно, но смысл сказанного постепенно достучался до моего сознания, гнев от этого не уменьшился, мне хотелось рычать от своего бессилия и я уверен, что превратил бы этот бордель в благородные руины, если бы в минуту бушующей во мне злобы на весь мир на меня не смотрели два огромных зеркала – глаза моей Розы.

      – А кто тогда? – на одном дыхании, чтобы не сорваться, продолжил я мучающий нас обоих разговор.

      – Никто, – совсем просто ответила малышка. – Это природа, – карие глаза опустились в пол и я потерял свой остов, подлетел к девочке и рухнув на колени, больно, я знаю, что больно, схватил её за плечи.

      – Что? О чём ты говоришь? – я сжимал её маленькие плечи всё сильнее, а она даже не морщилась от боли, которую я неосознанно ей причинял.

      – Игорь, у меня просто пошла кровь, это… месячные. – Она совсем низко опустила свою головку, чтобы я не заметил какой пунцовой она стала. Почему−то её объяснение – короткое и простое сотворило со мной множество противоречивых вещей одновременно. Волна облегчения была очень скорой и затопляющей, очевидность её ответа поражала, ведь никто не осмелиться тронуть Розу, пока я рядом, даже это ничтожество – её отец. Мне хотелось расхохотаться собственной глупости и вместе с тем радоваться, что с кареглазкой не случилось ничего из того ужасного, что я