– Записала, – суровый тон заверяет, что от меня тоже хотят отделаться.
– Спасибо Мария Игнатьевна, – выдавливаю из себя слова благодарности вместе с натянутой улыбкой и поспешно ударяюсь на улицу, сразу же набирая кислорода в лёгкие. Я, конечно же, этого не слышу, но мне вослед раздаётся неизменное:
– «Бесстыжая вертихвостка».
Я просто улыбаюсь себе… немного грустно.
У ворот меня ждёт знакомый мотоцикл с облокотившимся об его седло знакомым парнем – Игорь. Улыбка расцветает на моём лице – совсем другая, не до конца угаданная мной, но грусть отступает.
– Достоевский? – сразу же интересуется он, выхватывая из моих рук книгу.
– Да, – подтверждаю очевидное, – нравится?
– Наверное, я тоже иногда читаю, – вполне серьёзно отвечает он, снимая с моей спины рюкзак и отправляя в него книгу.
Когда мы уже оказываемся верхом на «коне» он оборачивается в мою сторону с единственным вопросом:
– Маша? – вижу, как уголки его губ пытаются сдержать вырывающуюся весёлую улыбку, только шрам, пересекающий его идеальные губы, остаётся строгим.
– Ага, – мой смех оглашает начало нашего немедленного движения, потонув в рёве мотора и неслышного, но ощутимого порыва ветра, забившего мои перепонки. Я крепко держусь за Игоря, пока мы едем, сердце стучит ровно, тревога отступила – с Игорем всё нормально.
Сегодня он едет чуть медленнее, чем обычно и я благодарна ему, что он оттягивает моё время расставания с ним. Но даже объезжая полгорода и выбрав самый длинный путь до дома, мы всё равно слишком быстро оказываемся у знакомой, одиноко тянущейся стены нашего двора. Игорь останавливает мотоцикл у моего подъезда, спрыгивает и помогает мне слезть, протягивая мне мой рюкзак. Я улыбаюсь ему на прощание, неожиданно жмурясь от слепящего глаза солнца. У самых дверей в подъезд слышу, как он окрикивает меня:
– Я зайду вечером, поедем на дачу, – и, не дожидаясь ответа, быстро уходит в сторону дома своих родителей.
Неспешно плетусь по стёртым ступенькам на третий этаж, уже с лестничной клетки точно определяя происходящее в квартире, отец вытащил мать из завязки по случаю дня рождения дочери и теперь у меня снова полный состав идиллической семьи. Как же мне жаль… ради того, чтобы мать не пила ещё несколько недель, я согласилась бы не вспоминать о своём нагрянувшем шестнадцатилетии очень долго…
Дверь как обычно не заперта, я, делая как можно меньше шума, открываю её и захожу в квартиру, улавливая застоявшийся за последние дни запах перегара и повышенные голоса отцовской ругани. Пытаясь не попадаться на глаза родителям и их постоянным гостям, ключом отпираю дверь своей комнаты и скрываюсь в своём маленьком мирке спокойствия, словно в каюте уже затонувшего корабля. Сегодня мои мысли и размышления о внутреннем устройстве мира потрясают