Кроме того, эта способность была необходима ей, как воздух, для того, чтобы постоянно посещать клуб, выбирать там жертв и не вызывать никаких подозрений. Никто никогда не видел, когда она приходила и когда и с кем уходила. Свое присутствие в «Серебре и метале» она открывала лишь малой части находившихся там людей – преимущественно тем, кто был в небольшом радиусе от выбранной заранее жертвы. Большинство же видело лишь призрачную дымку, от которой веяло холодом, и принимало ее за блик от прожектора.
Однако самая главная ее предосторожность состояла в том, что она не убивала людей. Иногда она спрашивала себя, почему нет. Потому что не позволяли моральные нормы и душевные качества? Потому, что в убийствах не было необходимости? Или потому, что это было довольно опасно для нее самой? На эти вопросы у нее не было ответа…
Она всегда знала, что может насытиться небольшим количеством крови жертвы. Сначала необходимо было создать иллюзию отсутствия боли при укусе. Жертве казалось, что ее страстно целуют, она расслаблялась и полностью отдавала себя во власть новой знакомой. В этот момент Кристабель была владычицей чужой жизни, и соблазн дойти до конца всегда был слишком велик.
Пульсирующая под языком вена, словно колдовскими чарами, держала ее рот сомкнутым и не давала разжать губы. Кровь букетом алых роз распускалась где-то внутри. Она смаковала ее и облизывалась, держала на языке и жадно глотала, и чем больше крови струилось вниз по языку, тем больше букетов роз в ней расцветало. Она закрывала глаза, и перед ними проносилась вереница образов из воспоминаний жертвы – воспоминаний самых острых, самых сладких, самых неизгладимых – тех, что хранила кровь; и, отдавая ее, жертва делилась с ней самым сокровенным, что ей удалось пережить за свою короткую жизнь. Кристабель могла бы бесконечно смотреть и впитывать в себя эти картинки. Но каждый раз в нужный момент она заставляла себя остановиться. Неимоверным усилием воли прерывала она испытываемое ею наслаждение, когда кровь расплавленной медью струилась по ее внутренностям, согревая и делая счастливой.
Давным-давно она поняла, что несколько глотков крови влюбленных в нее юношей равнялись десяткам почти досуха выпитых жертв, которые не испытывали к ней ничего, кроме страха и отвращения. Негативные эмоции так же разжижали кровь, как ее насыщала любовь. Кровь бродяг она пила, как воду, почти не чувствуя удовольствия и вкуса; она только дразнила, но не насыщала. Кровь же