Домой. Тут прибрала на кухне,
Затем взялась за Интернет. Сижу.
Смотрю Фейсбук. Но думаю о нас.
Что, если все мы – чёрт возьми – лишь ветер?
Не лёгкий воздух, а, скорее, сгустки.
Возможно, уплотнение… Как пар.
Разумная такая атмосфера.
Но разве это что-либо меняет?
Мы белые. Мы пустота. И что?
Что в этом, блин-компот, смешного?..
2017
ПОСЛЕДНИЙ СОНЕТ ЦВЕТНОМУ БУЛЬВАРУ
Ползи под дверь, крошись сквозь гипс,
Сквозь мрак, сквозь радужные лужи,
Лети на звон, туда, где кружит
Фасованный по кранам Стикс.
Ссыпаясь к Трубной порошком
Остерегайся злого Будду.
Он жук, он жир, он жжот повсюду!
Но ты невидим. Ты – пешком.
И, наконец, влепись в бульвар.
Сомни сомнительные сонмы
Семян и листьев лип бессонных,
Шуршащих чушь навеселе.
Оставь их всех. Туши пожар
В большом неглинном санузле.
2017
Утром воскресным, когда солнце щекочет Макдональдс,
И отступает на шаг перед величием МИДа,
Возле Смоленской, почти рядом с грузным Арбатом
Старый и злой букинист – щёлк – отпирает замочки,
Ящички, нежно кладёт книги на столик фанерный.
Носом поводит, вдыхая холод сентябрьских деревьев,
Бургеров жир и бесстыдство, пряный запах китайцев,
Прямо напротив него снимающих селфи с матрешкой.
Старый и злой букинист был когда-то моложе. И злее.
Преподом был. Зарубежку студентам читал в универе.
Предпочитал всех шокировать страстью к маркизу де Саду
И отвращением к мистике. По и Новалис, и Готторн
Были ему неприятны, как… мне неприятен де Сад.
«Мистики пусть погуляют», – говаривал он, усмехаясь.
«В мире давно уже нет загадок для нашего брата.
Гностики правят наукой, всякой страной и Вселенной,
Двигаясь снизу, оттуда, где знаний и злобы источник.
Двигаясь снизу, оттуда, где наша живёт сексуальность.
Двигаясь снизу. Туда, где кишки и желудок, и сердце.
Вверх, где жалкий ваш мозг силится что-то осмыслить.
Серое вещество. Студень. Извилины, дурни».
Так он студентам вещал. Те были с ним терпеливы.
Тем, кто много читает, юность характер не портит.
Если, конечно, характер не был испорчен до книг.
Наш букинист от рожденья же будто был покалечен.
Он искривлён был чуднО, оставаясь скучным и плоским,
Точно волнистая линия в чьей-то школьной тетради.
Был он двухмерным среди многомерного люда из ВУЗа.
Неуды ставил студентам за Майринка и Сведенборга.
Неуды ставил студентам за молодость и за смиренье.
Неуды ставил студентам – за то, что при них были уды.
Аллитерация? – Что вы! Я ни за что не играю
В игры словами, когда звуки наполнены