– А царевич Елисей где? – улыбнулся Матвей.
– В пути, наверное, – пожала плечами Лола. – Я его почему-то в этой композиции не представляю.
– Так, – вдруг сказал Матвей, и Лола взглянула на него с недоумением, потому что голос у него переменился совершенно. – Так… А это кто?
– Это? – Она проследила за его взглядом. – Это фотография.
– На фотографии, на фотографии – кто?
Фотографий на стене висело несколько, и Лола не поняла, о какой он спрашивает таким неожиданно охрипшим голосом.
– Это папа на Памире в экспедиции, это мама у нас во дворе виноград собирает, – начала перечислять она. – Это я в первый класс иду. Это папа в детстве со своими родителями.
– Оч-чень интересно… – пробормотал Матвей. – Слушай, Лен, а как фамилия твоего папы?
– Ермолов. Василий Константинович Ермолов. А тебе зачем?
– Мама дорогая! – Он быстро провел рукой по темно-русым, коротко остриженным волосам и покрутил головой, как будто хотел избавиться от какого-то наваждения. – Да быть такого не может!
– Что значит – быть не может? – рассердилась Лола. – Какое тебе вообще дело до его фамилии?
– Да не до его, а до своей! – Матвей сел на край кровати, как будто его не держали ноги, и посмотрел на Лолу так, словно она мгновенно превратилась в привидение. – Это моя фамилия Ермолов, понятно?
Ей ничего не было понятно.
– Ну, значит, мы с тобой однофамильцы, – пожала плечами она. – Очень мило, но ничего особенного. Если бы моя фамилия была Чимша-Гималайская, я бы удивилась. А Ермоловых в России много.
– Ермоловых в России, может, и много, – сказал Матвей, – но дело в том, что точно такая фотография есть у нас дома. Только мы почти ничего про этих женщину и мальчика не знаем. А мужчина – это Ермолов Константин Павлович, отец моей бабушки. Мой то есть прадед. Поэтому, если бы твоя фамилия была Чимша-Гималайская, я бы удивился гораздо меньше.
– Как… твой прадед? – пробормотала Лола.
Теперь уже она смотрела на Матвея как на привидение.
– Вот так. Да ты приглядись – я ж на него похож, как брат-близнец. Просто генетическая фантастика какая-то!
Приглядываться к фотографии Лоле было ни к чему: она помнила ее столько же, сколько помнила себя, и знала на ней каждую черточку.
Это был старинный черно-белый фотопортрет, сделанный в профессиональном ателье – наверное, в московском, потому что папа родился ведь в Москве. В углу стояли циферки 1923, значит, ему было тогда всего два года. На этой фотографии он был похож на девочку – вернее, просто был очень похож на свою маму. Лола всегда знала, что этой ее неведомой бабушки давно нет в живых, хотя никаких достоверных сведений о ней не было. Но у нее глаза и даже губы были слишком… трагические, у этой Анастасии Васильевны Ермоловой; с такими глазами долго на свете не живут.
А у ее мужа, папиного отца, глаза были лихие и молодые и ресницы – как