Всё это доказывает, по мнению поэта, не случайность Любви, протекцию и защиту Любви в этом мире высшими силами.
Это видно в том, что даже самые злостные грешники – «шуты Времени» – умирают во имя Любви, ведь своей смертью они уменьшают пространство Греха и Злобы, т.к. отдают Любви это пространство.
Конечно, ссора друзей не исключена, и могла бы быть причиной отсутствия обращения к другу, но тон и смысл сонета 122, который был написан уже после того, как всё прояснилось с возлюбленной, указывает на то, что поэт не желает разрыва с другом.
В свете вопросов сонета 123, ответов пока не видно.
Хотя сонет 124 и мог бы быть прологом к той «правдивой» истории, которую поэт ранее «клялся» нам поведать.
К сожалению, самой этой истории мы в анализе на адресность так и не увидим.
Сонет 125
Тема опять сменилась, что указывает на очередную смену обстоятельств написания сонета. Обращение к адресату снова присутствует, что также говорит об изменении обстоятельств.
Судя по тексту сонета, друг предложил поэту быть в своей свите и нести балдахин: «что мне б дало, носи я балдахин – Were’t aught to me I bore the canopy».
Также в сонете 125, наконец то, видим подтверждение и статуса друга.
Привилегией появляться под балдахином в местах, где невозможно встретить короля, обладали герцоги, маркизы и графы. При этом только герцог обязан был всегда следовать этой привилегии, дабы не уронить своего достоинства.
Остальные могли позволить себе появляться под балдахином и рядом с герцогом или маркизом, но обычно не делали этого, соблюдая негласный «кодекс уважения». Так, например, графы вели себя, находясь в Лондоне. Но в своих владениях графы не отказывались от этой привилегии.
Поэтому предложение поэту «нести балдахин» могло означать одновременно и предложение переехать в графские владения, бросить все свои занятия в Лондоне, доказав, что все «факты» неверности были ложью.
Но бросить всё, ради друга, поэт не желает, не понимая, почему он должен, вообще, что-то доказывать.
Сонет 125. Оригинальный текст
Were’t aught to me I bore the canopy,
With my extern the outward honouring,
Or laid great bases for eternity,
Which proves more short than waste or ruining?
Have I not seen dwellers on form and favour
Lose all, and more, by paying too much rent,
For compound sweet forgoing simple savour,
Pitiful thrivers, in their gazing spent?
No, let me be obsequious in thy heart,
And take thou my oblation, poor but free,
Which is not mixed with seconds, knows no art,
But mutual render, only me for thee.
Hence, thou suborned informer! a true soul
When most impeached stands least in thy control.
Кстати, отказ поэта от предложения войти в свиту графа также указывает только на дружеский характер отношений – ещё одно подтверждение выводов, сделанных на основе других сонетов.
Поэт хочет остаться «хоть бедным, но свободным» и прямо об этом говорит. Между друзьями опять возникло недопонимание.
В свете вопросов сонета 123 в «правдивой» истории, обещанной там, происходит либо начало повествования (после пролога в сонете 124), что говорит о том, что она началась после того, как друг получил графский титул, либо, пока необъяснимый, уход в сторону.
Частичный ответ мы получим уже в следующем сонете 126, где сюжет, сделает ещё один поворот, после чего сонеты другу в этой истории