Первым шагом в этом направлении стало «усовершенствование» законодательной базы. Промышленный саботаж и причинение ущерба государственному и общественному имуществу, совершенные в контрреволюционных целях, пунктами 7 и 9 ст.58 УК РСФСР приравнивались к вооруженному восстанию и попытке захвата власти и влекли за собой наказание в виде «высшей меры социальной защиты» с конфискацией имущества, «с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения до лишения свободы на срок не ниже трех лет». В период «военной тревоги» Президиум ЦИК СССР секретным постановлением от 4 апреля 1927 года приравнял к государственным преступлениям «небрежность как должностных, так и всех прочих лиц, в результате халатности которых имелись разрушения, взрывы, пожары и прочие вредительские акты», что позволяло толковать 58-ю статью широко и вольно. ОГПУ предоставлялось право внесудебного рассмотрения дел по указанным преступлениям. А в январе 1928 года Верховный суд СССР разъяснил, что и доказывать контрреволюционный умысел нет надобности, коль речь идет о вредительстве и «политическом бандитизме».
23 июня 1927 года И.В. Сталин телеграммой направил председателю ОГПУ В.Р. Менжинскому указание вплотную заняться поисками «шпионов», предпочтительно английских, и особливо в военных кругах:
«Мое личное мнение: 1) агенты Лондона сидят у нас глубже, чем кажется, и явки у них все же останутся, 2) повальные аресты следует использовать для разрушения шпионских связей, для завербования новых сотрудников из арестованных по ведомству Артузова и для развития системы добровольчества среди молодежи в пользу ОГПУ и его органов, 3) хорошо бы дать один-два показательных процесса по суду по линии английского шпионажа, дабы иметь официальный материал для использования в Англии и Европе… 6) обратить особое внимание на шпионаж в военведе, авиации, флоте».
«Наследники Дзержинского» немедленно приступили к отбору подходящих фигурантов для вывода на открытые судебные процессы. Было бы указание, а кандидатур хватало: на одной шестой части суши проживало еще почти 1,5 миллиона «буржуазных спецов» (из них 30—40 тысяч инженеров). Самим фактом своего существования они отравляли жизнь «трудящимся», мешая «немедленно определить коммунизм на живую базу». Поэтому «контрреволюционные заговоры» выявились одновременно во всех отраслях промышленности, на транспорте, в Государственном банке, в кооперации, торговле, в вооруженных силах, академических учреждениях.
В