Священник помолчал минуту, собираясь с мыслями.
– Со мной творится необъяснимое… – все же заговорил он. – Не в первый раз. И возникает из-за Любы, – Славку это неприятно удивило. – Я как будто одержимым становлюсь, когда она рядом. Думал, дело в ней – даже обидел ее ни за что. Но, похоже, виноват я.
– И вы не знаете, что это?
– Одержимость?
– Нет, влюбленность.
Симпатия к девушке, которой он так и не добился, все же значила уже куда меньше дружбы с отцом Борисом, потому Слава четко знал, на чьей он стороне. Если Пеструнов и признавал, что в чем-то со священником они, безусловно, кардинально расходятся, то помощь ему, церкви, совместные добрые дела убедили Славу, что у них есть и общее. Благодаря отцу Борису он чувствовал себя лучше, чем есть. И это побудило его к переменам.
– Влюбленность? Нет, невозможно. Мне нельзя, – принялся бормотать священник. – Тем более в школьницу.
– Она школьница? – это стало для Пеструнова сюрпризом.
– Выпускница, ей семнадцать.
– А, ну это ничего, – священник в страхе распахнул глаза. Слава поправился: – В смысле, вы-то ее точно не обидите.
– Это катастрофа, Слава, – от волнения он перешел на «ты», чего никогда не делал. – Любе простительно – она юная мечтательница, романтическая особа. А я-то как себе позволил? Нет, мне нельзя думать о подобном, – в его глазах стоял страх, близкий к отчаянию.
– Вы не можете запретить себе любить, – сочувственно заметил Слава, хорошо знакомый с чувством неразделенной любви. Правда, тут ситуация куда запутаннее. – Жениться вам совсем запрещено?
Отец Борис округлил и без того большие глаза, и Слава понял без слов.
– Тут всего два варианта: смириться или поддаться. Так просто от чувств не избавиться, пастырь.
– Нужно заняться чем-то полезным, – пришел к выводу отец Борис, чуть поуспокоившись. В соседнем поселке есть детский дом, надо организовать сбор средств и сходить туда. Поможешь мне?
– Можно.
Они оба посчитали это хорошей идеей.
***
Уж прошла неделя-другая, а улучшений у отца Бориса не наступало. Детдом они посетили, Славка лично обходил местных, собирая для деток вещи и еду. Они кормили больных, священник исполнял массу своих обязательств в стенах церкви. И ничто ему не помогало прийти в норму. Он был бледным, плохо питался и спал. Внешне, для прихожан, оставался прежним, улыбающимся и спокойным. Но и матушка Ольга, и Пеструнов знали, что дух его мечется. Дядя Гриша все не возвращался, и Славе приходилось в одиночку помогать священнику, хотя тут его опыта уже не хватало.
– В этой борьбе я словно никогда не выиграю, – говорил он Славе, имея в виду, что образ Любы не шел из его головы, даже если ее не было в поле