Маленький, щупловатый Демушкин, доверчиво прижавшись к рослому ефрейтору Мурманцеву, дрожал всем телом. Мурманцев взял у него штык, примкнул его к лежавшей в стороне винтовке, повесил винтовку на плечо, а другой рукой схватил бойца за руку и быстро потащил по окопу.
– Идем, Коля, быстрее! – бормотал Мурманцев не то для безумного, не то для самого себя. – Слыхал, фрицы не обещают нам пощады. Насолили им, значит, десантники больше всех. От голубых петлиц их уже воротит.
Бравурный марш оборвался и снова стало угрожающе тихо.
В мало поврежденной ячейке стрелка Цыбульки сидела небольшая группа бойцов.
– Ванюшка! Володимирэць! Ты живый, нэ поранытый? – Обрадовано закричал Цыбулька.
– Як видишь, Грицько, целый я. Видать, для меня еще пуля не отлита у фрицев. Иди, Коля, не бойся! Это же свои ребята. – Мурманцев с трудом подтащил Демушкина к бойцам и усадил рядом с собой.
– О, и Колян живый! – боец Царулица, земляк Гриши Цыбульки, подошел к Демушкину, но, заметив его странное поведение, отступил назад. – Шо с тобой? Ты захворав, чи.
– Он головою хворый, – сказал Мурманцев, – а ты не приставай к нему. Боится он каких-то лохматых псов, будто они его уже рвали и скоро опять появятся.
Все обступили Демушкина и Мурманцева. Видя целого и невредимого Колю, никто не хотел согласиться с тем, что он безумен. Каждый хотел сказать ему что-нибудь такое, что обязательно встряхнет больной мозг товарища и сделает его нормальным.
– Колька, друже мий, ты узнаешь меня? Это ж я, Грыцько Цыбулька, ну! Посмотри на мою руку! Бачишь, як тюкнуло? – Цыбулька подставил к глазам больного друга забинтованную у самого локтя руку. – А ты ж зовсим целый, тоби радуватысь трэба, чуешь? Мы с тобою ще поколшматымо хвашистив, га?
Демушкин с любопытством всмотрелся в белевший в темноте бинт, потом осторожно погладил его и сказал:
– Значит, не только меня псы рвали…
– А вы, почему не ушли в медсанбат? – спросил Мурманцев Цыбульку.
– Та як же я уйду, товарищ ефрейтор? Бачите, сколько нас осталось?
– Это я бачу, но все равно вы пойдете в тыл. Это приказ.
За поворотом хода сообщения что-то загремело, звякнуло, потом кто-то чертыхнулся, барахтаясь в темноте.
– Кто идет? – окликнул Мурманцев.
– Каша идет. Какой леший еще к вам пойдет в эдакое время? – ответил голос из темноты.
– А, Ефремыч! – Мурманцев заметно сменил тон. – Ты, батя, всегда вовремя поспеваешь.
Тяжело отдуваясь, подошел каптенармус Козулин, навьюченный двумя термосами. Бойцы оживились, загремели котелками и ложками, окружили термосы с кашей и чаем. Вытирая пот со лба, Ефремыч разочарованно проговорил:
– Это что ж, ребятки, всего-то вас осталось? Видать, напрасно я надрывался, тащил эти проклятущие термосы.
Окруженный котелками Ефремыч быстро орудовал