больше он убеждался в несостоятельности и несовершенстве Православной Церкви, тем больше углублялся в непосредственный текст Евангелия. Будучи религиозным мыслителем, Толстой не мог отказаться от следования Христовым заветам, вместе с тем отклоняя все то, что касалось внешних проявлений религии. Такая позиция неизбежно должна была привести его к такому истолкованию евангельских текстов, которое в свою очередь приводило Толстого к идее непротивления злу насилием. Впоследствии, в 1882–1884 годах в статье «В чем моя вера?» он подробно описал, как пришел к мысли о непротивлении и как это не только не противоречило всей системе его религиозно-философских взглядов, но и было их логическим продолжением. Однако первый этап «великого кризиса» в его сознании – отказ от официальной Церкви и принятие «евангельского христианства» – завершился к концу 1879 года. Еще одним доказательством этого утверждения является то, что в период с 1878 по 1879 годы его статьи и критические очерки в основном остались неоконченными. Заглавия многих произведений указанного отрезка времени часто стоят в форме вопроса-размышления, например, «Что можно и что нельзя христианину?», «Чьи мы?». Причина в том, что сам Толстой колебался, задавался вопросами и искал на них ответы. После 1879 года, уяснив свою точку зрения, сделав свой выбор, Толстой приступает к объяснению своей позиции читателю. Именно тогда, в конце 1879 года, он начинает «Исповедь», «Исследование догматического богословия» уже не как искатель истины, но как человек, которому открылась одна из тайных завес жизни.
Исповедь
Мученик любви
«Я был крещен и воспитан в православной христианской вере», – так начинается одно из нашумевших нехудожественных произведений Л. Н. Толстого «Исповедь». Многие могли бы начать свое повествование такими словами и сегодня.
Да и в остальном, пожалуй, если опустить некоторую устарелость формы изложения, текст вполне может быть применим и к нашему времени. Большинство наблюдений и выводов Толстого не потеряли своей актуальности, они и по сей день звучат остро и злободневно.
«Сообщенное мне с детства вероучение исчезло во мне так же, как и в других, с той только разницей, что так как я очень рано стал много читать и думать, то мое отречение от вероучения очень рано стало сознательным». Читать и думать – вот, вероятно, главная «вина» писателя перед пристрастными современниками и потомками. А какова доля осознанности и, собственно, способности к саморефлексии, критическому взгляду на привычные или принятые на веру идеи в наше время? Всегда ли те, кто ратует за соблюдение традиций отцов, преследуют цели чистые, искренние, не примешивая какую-либо иную выгоду?
Всю свою жизнь Толстой считал, что меняться, развиваться, двигаться и мыслить – естественное состояние разумного образованного человека, поэтому нет ничего странного в том, что его идеи претерпевали развитие и менялись в соответствии с накопленным опытом, знаниями и знакомством с новыми людьми и учениями, которые
