Не как у нас. Здесь всё наоборот.
Зверья в лесу и лес не истребляют:
Запрет в душе и нет иных оков.
На слово все, друг другу, доверяют
И нет нигде запоров и замков.
Душа и совесть – высочайшей пробы.
Из встречных глаз незамутнённый свет.
Нет зависти, а значит, нет и злобы,
Нет клеветы, и значит мести нет.
Здесь не найдёте хижины убогой,
И не с того ли счастливо живут,
Что чтут каноны посланные Богом
И лишь его в свидетели зовут.
И мне б туда, от этой жизни скудной,
Да что там, многим с ними по пути,
Но груз грехов, скопившихся подспудно,
Но зыбок мост, его не перейти.
***
В мороз мечта о лете душу греет.
Ах, как зима медлительно ползёт.
Куплю билет, на счастье, лотереи,
А вдруг и в самом деле повезёт.
С чего, не знаю, но я верю в это,
В то, что с удачей может быть интим.
Сойдётся всё и мы с тобою в лето,
В тропические кущи улетим.
Так ясно вижу, будто на экране,
Всё от души, хорошая, владей,
Зелёный остров где-то в океане
И мы одни, и ни каких людей.
Лазурь небес и крик протяжный чаек.
Деревья, птицы – как одно звено.
Волна тела ласкает и качает
И всё, как есть, любви подчинено.
В душе надежда и билет в кармане,
И червь сомненья душу не грызёт,
Пусть Госпожа Удача не обманет,
Слетит с небес, а может приползёт.
***
Я память свою не неволю
Вся жизнь у неё на виду.
И вновь по весеннему полю
Глаза, лишь зажмурю, иду.
Натруженный дизель заглушен.
Слепит синевой вышина.
И льётся в оглохшие уши
Чистейшей воды тишина.
Рассветная веет прохлада
и с нею, как лучшая новь,
И лай, и мычание стада,
И поздняя песнь петухов.
И, слушая звуки деревни,
Себя я на мысли ловлю,
Что мир этот юный и древний
И в каждой былинке люблю.
Деревню, у гор на приколе,
Ручей, он деревней храним,
И это вот самое поле,
И это вот небо над ним.
А запах солярки и пота
Кочуют в рассоле со мной,
Так пахаря пахнет работа
В заботе о хлебе, весной.
И с этой заботой всегдашней,
С крестьянскою жаждой к труду,
Я только что вспаханной пашней
Все годы сквозь память иду.
***
Бреду по полю, приминая клевер
За ним грибные, по горам, места.
В душе моей занозой Крайний север,
Но жизнь была бы без него пуста.
Сидит как в кладке огранённый камень,
Пусть там меня уже никто не ждёт
И всё ж моя, хранитель фактов, память
Забыть и заблудиться не даёт.
Вот, я в дороге – мне девятый годик,
И страх чего-то нового грызёт –
Колёсный, допотопный пароходик
В Норильск, меня пугающий везёт.
Всё было пацанёнку в удивленье,
И я весь день на палубе с утра.
Несёт реки могучее теченье
Плоты с кострами, баржи, катера.
А Енисею в этом нет обузы,
Всё, как и рыбу, примет в обиход
И вот Дудинка. Вытолкнувший грузы –
Огромный, океанский пароход.
И паровоз, пыхтящий, под парами.
Свистки, гудки – куда, на что смотреть?
В деревне бы, увидев меж дворами,
От страха точно мог бы умереть.
В окно вагона – тундра в жёлтой краске.
Для взора голый и щемящий вид.
И, вот, Норильск в колючей опояске,
Угрюмый, как базарный инвалид.
Заборы, вышки – лагерей приметы
Житейская, зловещая среда.
Всё в окруженье было под запретом,
Себя