– Не вышло? – быстро, едва скрывая волнение, спросил командир.
– Похоже, что нет.
– Положи на стол, я гляну, – сникнув, устало попросил командир.
Старший помощник шагнул и с шелестом выложил на стол белый лист, испещренный мелким текстом.
В этот момент игла закончила вытягивать музыку из Армстронга. Командир поднялся и поставил иглу на начало. Меланхоличная мелодия заиграла вновь.
В воздухе повисла недосказанность. Старший помощник стоял у порога. Он не решался уйти, не получив разрешения.
Поставив возле патефона рамку с фотографией, не оборачиваясь к старшему помощнику, а рассеянно наблюдая за круговым вращением иглы по исцарапанному полю, командир вымолвил:
– Как ребята?
– Плохо, товарищ командир, – с досадой в голосе сказал старший помощник. – Пьют по-черному, ругаются. Недовольство растет.
– Домой хотят?
– Так точно, товарищ командир. Попрощаться хотят успеть. Ведь мы как раз вышли в море, как все началось.
Командир болезненно сжал желваки. Проскользил взглядом по фотографии.
– Да, я помню, прекрасно помню, – едва подавляя дрожь, ответил. – Но мы же морской флот, а не кучка салаг с соплями вместо мозгов. Приказ есть приказ. Потому будем выполнять его до последнего. Иначе наказание по высшей строгости.
В сложившихся обстоятельствах слово «наказание» звучало как насмешка. Командир почувствовал это, невольно скривился.
– Я передам ваши слова, товарищ командир.
– Давай-давай, – подбадривающе махнул рукой.
Старший помощник козырнул и улетучился. Командир лишь тогда обернулся, еще долго смотрел на грубый квадрат двери, затем невнятно вздохнул и отошел. Став у рабочего стола, притронулся к листочку со сводкой, он вдруг взглянул поверх – и заметил маленькую иконку. Изображение божественного лика было суровым, неприступным, ничем не наводящим на мысли о милосердии и человеколюбии.
Их холодные взгляды пересеклись.
– Я знаю, что ничего не вышло, – тихо, сквозь хриплый бас афроамериканца, сказал командир.
Икона твердо стояла на своем молчании.
– И ты знаешь, что я решусь.
Икона снова не проглотила наживку. Пронизывала неестественным, давящим взором, но отвечать не удосуживалась.
– Я ведь и тебя убью, – продолжил командир сквозь зубы, – ведь и тебя не будет, если не будет нас…
Пару мгновений спустя командир размяк, рухнул на диван. Он болезненно побелел, закусил губы и с закрытыми глазами отвалился к стене. Продолжалось это не больше минуты. Затем краски вернулись к его лицу.
Он принялся степенно расхаживать по каюте.
В коротких фортепианных паузах было слышно, как вибрировали от глухого рокота стены. Субмарина, покинув полынью, вальяжно и гладко шевелилась сквозь толщу ледяной воды. Командира пронизало острое желание взглянуть за борт. Иметь бы хоть крохотное окошко, иллюминатор размером