– Ладно, погнали!
Я надеваю свой рюкзак спереди, а на закорки привычно запрыгивает Анька и начинает простужено сопеть в ухо.
Рядом в таком же самодельном скафандре, как у меня, топчется Гришка. Спереди у него свой рюкзак, а сзади Анькин. Кажется, что сестренкин, розовый, с мультяшными зверюшками, самый большой. Первоклашки вечно нагружены так, словно уходят в поход.
А сейчас в поход идем мы. Пять километров до школы.
Я осторожно бреду, стараясь не поскользнуться, не сбиться с дорожки утоптанного снега – если упаду, Анька в этой жиже утонет. Да уж, получение знаний в ее случае грозит смертельной опасностью.
Скоро уже, осталось чуть меньше месяца, день космонавтики и мой день рождения. Не верится, что позапрошлый свой маленький праздник я отмечал в городе, выходил в школу за десять минут до звонка и не придумывал инновационно-бюджетную защиту от промокания.
А теперь нет больше города для меня, а меня для города. Теперь я деревенщина, если можно назвать деревней три дома на краю поля – дальше, чем церковь, дальше, чем пруд, дальше границы цивилизации.
Город.
Магазин за углом, грязный двор со скрипучими качелями и две небольшие комнаты в коммунальной квартире – пара десятков метров на четверых (а раньше на пятерых, когда с нами жил папа).
Но все эти просторы полей, эти дикие колоски, торчащие из снега, старый серый двухэтажный дом (и ледяную жижу под ногами) я бы отдал, не думая, за те метры. За трамвай вместо кирзачей, за батареи вместо печки, за душ вместо тазика и ведра воды, за унитаз, в конце концов!
Я дергаю плечами – поправляю съезжающую Аньку. Она, словно белка, карабкается выше по мне, выпячивая вперед коленки, стараясь не запачкать мою куртку резиновыми сапожками.
Как хоть наша заброшенная деревня зовется, интересно? Никогда не думал об этом. Три дома и три дома. Может, так и называется? Тридомье. Надо спросить у мамы, а лучше у Костиных, они должны знать.
Но, наконец, поле кончается и мы, словно корабли после дальнего плавания, причаливаем к большой земле. Проходим мимо церкви и выбираемся на настоящую дорогу. Впереди деревня Ильинское (уже полноценная, там домов, наверное, десятка полтора), а потом уже центр мира – село, и пункт назначения – школа.
Анька на моем горбу пригрелась, но я стряхиваю ее – дюймовочка дюймовочкой, а плечи оттягивает только так. Гришка отдает ей рюкзак, и она, молча, словно маленький мужественный солдат, принимает его и протягивает тонкие ручонки через лямки, становясь похожей на круглого неповоротливого жука или парашютиста.
Я отвязываю пакеты, выворачиваю влажной стороной внутрь и пихаю в боковой карман рюкзака. Гришка все еще возится: он слишком туго затянул один узел.
– Сила есть, ума не надо? – хмыкая спрашиваю я, разрезая веревку перочинным ножом и высвобождая ногу брата от целлофановых оков.
Узелки на веревке намекают, что за последнее время эту поговорку я повторял уже несколько раз.
Потом мы идем гуськом дальше, по обочине раскисшей дороги. Весенняя оттепель, первые дожди и тракторы, конечно, постоянно меняют ее рельеф, появляются новые реки-борозды и ямы-озера. Кое-где, правда, можно перейти вброд по кирпичной крошке или по брошенной доске.
Хорошо, что в сельской школе мы не бегаем из кабинета в кабинет, как в городе, сидим в одном классе, и учителя сами являются к нам. В углу кабинета – вешалка для верхней одежды и шкафчик для обуви. Это очень удобно, когда путешествуешь в школу в скафандре.
Меняю кирзачи на кеды – как сразу легко ногам! – и снимаю куртку. Подумать только, лет через десять такие куртки будут носить все хипстеры страны, но, опережая моду, в свое время я круто не выглядел.
Ну и ладно.
Моя парта у окна, у батареи, и первый урок я сушу пакеты для обратного пути, мечтая о том, как через несколько месяцев окончу девятый класс и сбегу опять в город. Это точно. Я решил. И ничто меня не остановит.
За окном сияет солнце весны две тысячи третьего года, а в две тысячи первом, после того, как папа ушел из семьи, а мама решила переехать поближе к священнику, началась моя новая жизнь, полная «увлекательных» приключений и поля.
Глава 2
В Серый Дом мы переехали в середине лета. За остатками покосившегося забора джунглями разрослись лопухи, растопырив широкие листья и поднимая плотные бульбочки цветов выше наших голов. Границу забора зеленые чудища соблюдали, предпочитая бывший огород бывшему полю. Я бы тоже хотел сохранить нейтралитет и не вторгаться в массу крепких сочных разлапистых врагов.
Анька несколько раз подпрыгнула, пытаясь разглядеть крыльцо.
– Мам? Нам туда что ли? А как?
Отец Анатолий, который любезно подбросил наше семейство от села до Серого Дома, почесал лысый подбородок.
– Как-нибудь с божьей помощью… – и дружески похлопал маму по плечу. – Обустраивайтесь,