– Пошли, – Костя клацнул «завершение работы» и погасил монитор.
Покупателей на отделе не осталось. Продавцы стали неспешно стягиваться к кассам, проходить через них один за другим – кадры из учебного фильма, где показывают как правильно себя вести при пожарной тревоге – организованно на выход: без паники и спешки.
На инфо выключили музыку. Охранник подошёл к парню, замечтавшемуся возле стенда с электробритвами, и сказал, что магазин закрывается. «Ой, да», – ожил тот и тоже влился в поток уходящих. «Мелкая – всё», – сказал охранник в рацию.
Уже подходя к столу проверки, Игорь сообразил, как сильно устал – ноги будто закручивались на узел (не удивительно – простоять-проходить десять часов, тем более – с непривычки), почему-то побаливали плечи и руки; да и голова была ватной, как перед экзаменом, когда решил за ночь прочесть то, на что отводилось два семестра.
И тут в Ждана уперлась чья-то рука. Перед ним стояла женщина – Игорь видел её до этого, она весь день мелькала в зале: кого-то вычитывала, с кем-то смеялась, болтала с девчонками на инфо, обсуждала с Халиным какие-то бумажки.
– Ты с кэ-бэ-тэ? – спросила она, так и не убрав ладонь с груди Игоря.
– Да, – ответил он.
– Елен Пална, – подключился Костя. – Чего вы? – он улыбнулся: не так, как покупателям, но и не и так, как Халину со Жданом – Первый день человек у нас…
– Первый день, – не унималась Елена Павловна, – и в такой обуви! Это ужас просто! Тебе, Чижов, тоже должно быть стыдно.
– Верите? – Костя выкатил глаза и положил руку на сердце. – Стыдно, очень стыдно.
– Подошва утром порвалась, – сказал Игорь. – Пришлось одеть эти. Не босиком же?
Елена Павловна была хорошо сложена – как говорится, следила за собой: подтянутая, спортивная (она занималась то ли карате, то ли теквандо); талия, плечи, ноги – если в фигуре и имелись недостатки, они сглаживались грамотно подобранной одеждой. Когда однажды к ней в гости забежит дочка – лет девятнадцати, двадцати, – со спины их будет просто не различить… А вот лицо Елены Павловны было взрослее и намного – точно не спутаешь ни с двадцатилетней, ни даже с тридцатилетней. Стоило ей заговорить или просто пошевелить губами, нахмурить брови, как лицо покрывали морщины, всех сортов и размеров – от тонких чёрточек до основательных, которые уже не спрячешь и не разгладишь. Щеки начинали обвисать, пока ещё чуть заметно, но в них уже можно было увидеть будущую старость… И взгляд – никак не девочки.
– С виду нормальный парень, – сказала она, – и такое… Уж лучше б и впрямь босиком ходил!
Игорю захотелось вступиться за туфли, будто обижали его товарища – да, со странностями, постоянно ковыряющего в носу, неуклюжего и несобранного – и всё же товарища. Но защищать