С этими словами Бендер многозначительно посмотрел на полуживого собеседника, если, конечно, в данный момент Воробьянинова вообще можно было так назвать, и философски продолжил:
– Я не намерен брать грех на душу – не положено. Мне почему-то не хочется совершать тяжкое преступление. Если же ты, пользуясь моей добротой, будешь плохо себя вести, возникнет основание заявить властям о совершенном тобою некогда деянии. Тебя упрячут в тюрьму, изолируют от общества.
– Чего вы от меня хотите? Что я должен делать? – чуть слышно пролепетал Ипполит Матвеевич, как бы подписывая акт о своей капитуляции.
– Вот это уже несколько иной разговор, – довольно заявил великий комбинатор, сверкая глазами победителя. – Это разговор между двумя джентльменами, Высокими Договаривающимися Сторонами. Только, думаю, здесь не место для подобных церемоний.
Командор вопросительно посмотрел на Ипполита Матвеевича, желая услышать от него предложение о месте переговоров, но тот молчал.
– Киса, может, ты пригласишь к себе своего старого знакомого? Кстати, где ты сейчас живешь? В Москве? Или куда-то ехать придется? Ты не волнуйся, за дорогу плачу я.
Остап вынул из кармана десятирублевую бумажку, недавно полученную в виде подачки от Ипполита Матвеевича, и ударил ею по носу ее предыдущего владельца. Тот нервно фыркнул и резко ответил, что свои деньги Бендер может оставить себе, а ехать никуда не придется – живет он в Москве, причем здесь недалеко.
– Пешком можно пройтись, – сказал Ипполит Матвеевич. – У меня четырехкомнатная квартира. Живу один. И слава богу. Будь я женат, я бы вас в таком виде к себе не пустил, поскольку жена испугалась бы.
Было заметно, что Воробьянинов немного успокоился. Мысли его стали более упорядоченными. Он уже не дрожал и не вздрагивал. Черный, удушающий страх, еще недавно сидевший в его душе, постепенно вытеснялся чувством вины и ответственности, которые в свою очередь порождали всепроникающую жалость, не поддающуюся осмыслению.
Нам, уважаемый читатель, будет трудно понять состояние Ипполита Матвеевича в данный момент, если мы не выясним, какова же была его судьба после того, как он, избавившись от Остапа, не нашел искомых бриллиантов.
А было следующее.
Сразу после того, как Воробьянинов обнаружил отсутствие в последнем стуле бриллиантов и понял, что их до него нашли другие, он вдруг с невероятной силой пожалел великого комбинатора. С этого момента его безжалостно стала угнетать еще сохранившаяся в нем совесть. Ему постоянно снились кошмарные сны, мерещились призраки и ведьмы. Доходило до того, что несколько раз Ипполит Матвеевич пытался покончить жизнь самоубийством, но ничего не выходило: то веревка обрывалась, то в последнее мгновение малодушие брало верх над желанием восстановить справедливость.
Воробьянинов действительно горевал. В какой-то момент он даже ушел с головой в религию. Ежедневно ходил в церковь, ставил свечи за упокой души Бендера,