– Ты опять меня не слушаешь? Ну же, Мак, это важно! Если заваришь неправильно или дашь отвара не в нужном количестве, то эффекта не будет.
– Да черт возьми, Курт, отстань ты со своими растениями. Захочу сырые дам, так сожрёт, – Мак сгреб в охапку очередной сплетенный спорыш и рванул наверх.
Курт только сейчас заметил, что его друг сегодня вел себя немного странно. Отсутствующий взгляд, в движениях появилась раздражительность. Курт понял, что сейчас лучше не приставать к охотнику с разговорами. Дальше собирали растения молча.
– Ты не ответил, парень очнулся? Мне нужно знать, в каком он находится состоянии, – спросил лекарь, когда они вышли из леса.
– Он пришел в себя и сожрал моих кроликов. В общем ему лучше, – сквозь зубы произнес охотник. – Ты говорил, что напиток подействует, когда я дам его парню.
– И он подействовал, смотри какой сильный эффект.
– Курт, ты уверен, что противоядие поможет?
– Слушай, Мак, ты же сам сказал, что ему стало лучше. А вообще я не понимаю, что с тобой стряслось. Решил вдруг парня незнакомого спасти, меня заставил лекарство делать, хотя до этого… – нравоучительным тоном начал лекарь, но охотник его перебил.
– Хватит. Да, сначала я не собирался его лечить, думал оставить все, как было, – Мак хотел еще что-то сказать, но, отмахнувшись, замолчал.
Они подошли к дому. Курт протянул охотнику мешок со спорышем.
– Держи. А теперь иди, Мак, я хочу поспать.
Курт развернулся и зашел в дом, а охотник стоял с мешком травы в руке и смотрел, как захлопывалась немного покосившаяся дверь. Мак развернулся на пятках, пружинисто толкнулся ногами и, держа средний темп, побежал вглубь леса.
Глава 5
Бродяга сидел на пне, а рядом дотлевал костер. Парень с отсутствующим видом толкал палкой угли. За два дня пока Мак пропадал в поселении охотников, Бродяга практически восстановился. Он мог самостоятельно выйти из избы, а сегодня у него появились силы немного размяться.
С самого утра небо было затянуто сплошной серой тучей. Изредка накрапывала холодная морось. Бродягу больше не шатало при каждом шаге, живот не скручивало от боли. Стол рядом с кроватью больше не превращался в размытое пятно. Раньше он начинал растекаться, изгибаться, его ножки вытягивались и изгибались в разные стороны. Стол как бы олицетворял болезнь, ассоциировался с ней. Боль, тошнота, головокружение, а над всем этим возвышается стол. Бродяга ненавидел его. Когда парень метался в постели от жара, вся комната начинала плыть, ему становилось трудно различать объекты, но внимание привлекал именно стол. Он будто орал на парня: «ты болен! Смотри, как я могу!» – пропускал по спине волну и вертел ножками как сумасшедший. «Был бы ты здоров,