Что страшно вылететь в трубу —
Как в космос врежешься, бедняга,
И рухнешь со звездой во лбу.
А рассказать потом кому-то
О зимней ночи – засмеют:
«Ну что за печка, звезданутый?
Теперь беспечен наш уют»
Но я-то знаю, я-то помню,
Как рвался мой огонь к огню,
А космоса огонь бездомный
Ночами бился в дверь мою!
Малой
Передо мной стоит малой
И говорит, блестя соплёй:
– Эй, ёптель, угости-ка сигаретой!
– А ты не мал? – Ты чё, блатной? —
Плюёт малой. – Да нет, родной.
Я не блатной, но сигареты нету.
Малой живёт вдвоём с отцом,
Отец бухает и спецом —
Проходчиком колымит по сезону.
И хоть он ходит молодцом,
Конец не сходится с концом.
А деда привезли сюда на зону.
И дед был тоже не блатной,
Он загремел по бытовой,
Зашёл в барак, ему: «А ну-ка, фраер,
Давай махорочку, чудной!»
А он им: «Сёдня выходной»
Его и запинали за сараем.
Но он поправился. Потом
Амнистия. Поставил дом
Недалеко, не мудрствуя лукаво.
С женой, скотом и животом
Прожил. И умер. Но притом
Себе потомка вырастил на славу.
Теперь потомок наравне
С отцом, на той же глубине,
Ворочает каменьями всё лето.
А сын потомка в ноги мне
Опять плюёт. И в стороне
Закуривает, сука, сигарету.
“Я куплю себе всё купе…”
Я куплю себе всё купе —
И поеду вот так на юг.
Чтоб в вагонной не преть толпе,
Не бояться детей и ворюг.
И меня назовут «буржуй»,
А скорее – «Такой урод!».
А я даже в сортир не схожу,
Не хочу я ходить в народ.
Всё равно человек – один,
Хоть обнимется весь вагон.
И всё дальше край холодин —
С перегона на перегон.
“Снилось мне, что я иду по дну…”
Снилось мне, что я иду по дну,
Что вдыхаю пасмурную воду,
Как туман в октябрьскую погоду,
На земле, которой не верну.
Озираясь в поиске людей,
Вижу рыб, скрывающих зевоту.
Будто знают рыбы – никого тут,
Им вода в две стороны видней.
И они не плавают за мной,
И из рук моих не ускользают.
Будто рыбы всё на свете знают,
Будто я им тоже не впервой.
“Я помню, хариус коптился…”
Я помню, хариус коптился —
И белый дым лежал огромно,
А с облаков срывались птицы,
А из реки кивали брёвна,
И лето, в скомканной зевоте,
На крыши прыскало из нёба,
И люди в сонном самолёте
На рыбный дым глядели в оба,
Твердя в тревоге и печали:
«Горят, горят леса отчизны!»
Но, засыпая, улетали;
И