Ты… ты слышал его? ТЫ СЛЫШАЛ ЕГО?
Слышал. Мы еще не в безопасности. Виси!
Дверь ломбарда приоткрылась. Внутрь искательно скользнул острый, как бритва, луч фонаря. Луч выхватил из мрака красновато-серую широкую лужу останков – плоти, крови и костей, задержался секунды на три и погас. Дверь затворилась.
– Порядок, Джерри. Они снова подумали, что я погиб. Теперь можешь начинать истерику.
– Пауэлл, я не могу спуститься. Я не могу наступить на…
– Я не виню тебя за это. – Пауэлл, придерживаясь одной рукой, ухватил другой Черча и раскачал его в направлении конторки. Черч улетел в пустоту, обрушился на конторку и затрясся. Пауэлл последовал за ним и сам с трудом подавил приступ тошноты.
Ты что-то говорил про киллеров Киззарда?
Ага. У него под началом целый отряд психопатов. Мы их регулярно вылавливаем и посылаем в Кингстон, а Киззард набирает новых. Приманивает дофамином.
Но какое им дело до тебя? Я…
Джерри, возьми голову в руки. Их послал Бен. Бен начинает паниковать.
Бен? Бен Рейх? Но они ж ко мне в ломбард полезли. Тут мог оказаться и я.
И ты оказался. Какая, к черту, разница?
Рейх бы не убил меня. Он…
Разве?
Образ улыбающегося кота.
Черч глубоко вздохнул и внезапно взорвался:
– Сукин сын! Гребаный сукин сын!
– Джерри, успокойся. Рейх сражается за свою жизнь. Не стоит ожидать от него чрезмерной щепетильности.
– Ну, я тоже сражаюсь, а этот ублюдок захотел решить мою судьбу за меня. Пауэлл, приготовься. Я раскрываюсь. Я тебе все выкладываю.
После страшной гибели Тэйта, закончив разбираться с показаниями Черча и возвратясь из полицейского управления, Пауэлл рад был увидеть в своем доме светловолосую озорницу. Барбара д’Куртнэ держала в правой руке черный мелок, а в левой – красный. Она энергично царапала ими по стенам, высунув язык и щуря темные глаза от усердия.
– Бэб! – воскликнул он шокированно. – Ты что делаешь?
– Рифоваю кайтинки, – прошепелявила она, – кляфные кайтинки для папы.
– Спасибо, солнышко, – сказал он. – Приятно это услышать. А теперь иди сюда, посиди с папой.
– Не, – ответила она, продолжая малевать.
– Ты моя девочка?
– Ага.
– А разве моя девочка бывает непослушной?
Барбара обдумала это возражение.
– Не, – ответила она, положила мелки в футляр, опустилась на кушетку рядом с Пауэллом и взяла его руки своими, выпачканными в мелу.
– Барбара, ну правда, – пробормотал Пауэлл, – меня начинает беспокоить, что ты шепелявишь. Может, тебе скобки на зубы поставить?
Он не вполне шутил. Тяжело было постоянно напоминать себе, что рядом с ним в действительности взрослая. Он заглянул в темные глубокие глаза. Те блестели, как пустой хрустальный бокал в ожидании, когда его наполнят вином.
Он медленно прозондировал пустующие уровни