Мальчик залез на повозку, зарылся с головой в жесткое сено и покинул родной дом. Восьмилетнего Сашу вывезли тайком, спрятав в телеге под грудой ветоши.
В первые дни гестаповских арестов в окрестных селах было сметено пятнадцать тысяч человек. Старики Абент не дошли даже до грузовика, который должен был их отвезти к расстрельной яме. Абу застрелили точным выстрелом в висок. Шейве, кинувшейся на офицера, немецкий солдат раздробил череп мясным топориком.
Детей закапывали живыми, убивали на глазах у матерей, подбрасывали в воздух и стреляли на поражение, кололи штыками, бросали живыми в огонь. Александр Абент всего этого не видел. В это самое время он садился в поезд на станции Жмеринка, направлявшийся во Фрунзе. Он запомнил смерть, вшей, кровь и грязь, пока дребезжащий состав бесконечно медленно вёз его в далекую горную местность. На место назначения поезд прибыл лишь к зиме, и Сашу сразу определили в детский дом.
В низком, сыром, тесном сарае, рассчитанном на тридцать человек, жило сто детей. Дом был полон крыс. В раковинах сновали черные мокрицы. Спали по трое на ржавых койках. Топлива не было, после завтрака дети бродили по улицам, собирая ветки и бумагу. Старшие бегали на вокзал, подбирали уголь, валявшийся вдоль путей. Мылись раз в месяц в общем корыте. Овощи, крупа, дрова, одежда хранились прямо в спальнях, сваленные в огромные кучи. Ночами Александру казалось, что куча живая, она мудро и внимательно изучает его.
Саша всегда был голодным и полураздетым. Он мечтал о ста граммах хлеба с опилками, который раз в день выдавала багроволицая повариха. Эти сто грамм снились ему каждую ночь.
Зимой дети мерзли, болели тифом и чесоткой. Лечили их тем, что было под рукой – мазали дегтем с головы до ног. Все они были в лохмотьях и чирьях, все были истощены.
Летом, когда вызревали райки и дикие абрикосы, детский дом мучился от отравлений. Этот сладковато-кислый запах преследовал потом Александра всю жизнь. С тех пор он стал рьяным поборником чистоты и гигиены.
Война закончилась и то, чего так долго ждали – благополучие, свобода, изобилие, как будто провалилось в таинственный временной портал. Из невыносимой жизнь превратилась в терпимую, хоть в газетах писали о счастье.
Я видел фото из семейного архива. Подростком Саша Абент был похож на гадкого утенка. Он раздобыл на помойке женские ботинки сорокового размера, так называемые «бессарабки». У них были лакированные носы и пятисантиметровый каблучок. На той фотографии Саша Абент стоит в этих бессарабках. Худой и хилый, с огромным носом. На круглой голове висят черные сальные волосы, причесанные на прямой пробор как у полового