И воробьи с наслаждением купались, почти тонули, в глубоких лужах талой воды, махали крыльями, расправляли перья. И голуби ворковали иначе – радостно, зазывно. А если лицо повернуть к солнцу – свет его был уже горячим.
Зима убегала талой водой, и весна приходила, как год назад, и сто, и тысячу лет назад. И Настя думала, что у какой-нибудь девочки, за десять веков до неё жившей, так же разбегались по щекам и носу веснушки. И, может, у того же ручья, что и Настя, та девочка находила пушистые лиловые цветы сон-травы.
Так хотелось пуститься вдаль по неведомым дорогам! Туда, куда стремились ручьи, откуда прилетал тёплый ветер, в те земли, которые видели с высоты своей облака.
Бабушка по одному принесла из сарая тяжёлые деревянные ящики, в которые ещё с осени была насыпана земля – и в комнате сразу запахло лесом. Эти вечера за большим круглым столом, стоявшим посреди комнаты! Перед Новым годом вырезали они тут снежинки из бумаги. Прихотливыми дорожками гуляли ножницы, ничего, кажется, не оставляя от сложенного листка. Разворачиваешь с трепетом, потому что никогда не знаешь наперёд, что получится – и ах! – неповторимое, которого не было доселе и не будет потом – кружево, и пышные снежинки, как пачки балерин покрывают стол, а на пол метелью слетают обрезки бумаги. Теперь Колька карандашом делает во влажной земле ямочки, а Настя бросает туда семена. Как они поймут в полной темноте – куда тянуться ростку, а куда спускаться корням? Но они – понимают! Они – совсем живые!
Несколько дней ящики будет укрывать запотевшая плёнка, на внутренней стороне её соберутся мелкие капли. А потом – приподнимаешь плёнку за уголок, тут и там – зелёные петли всходов. Плетёт весна узор свой. Трёшь первый листочек новорожденного помидора между пальцев, и вдыхаешь терпкий его запах, с запахом земли смешанный.
Самая верная примета весны – во второй декаде марта, у родника, там, где старая бесцветная трава клонится к ледяному хрусталю воды – раскрываются крошечные, но такие несомненные, такие ярко-жёлтые солнышки мать-и-мачехи. Поднимаются на коротеньких стеблях, состоящих из толстых чешуек.
Потом возвращались птицы. Осенью Настя и Колька видели улетающие на юг стаи. Будто галочки в тетради проплывали они одна за другой. А тут на тебе! Когда прилетел – неведомо, но уже ходит по огороду большущий и ужасно деловитый чёрный грач. Словно отлучался ненадолго, и вернулся, и всё ему тут знакомо, и он проверяет сейчас свои захоронки с червяками.
Что и говорить – май! Он обрушивается: наклонённым над головами тёплым синим небом, рогом изобилия. Наградой за долгую зиму, за страдание и терпение безнадёжно мглистых, сырых и холодных вечеров. А теперь – на тебе всё сразу! Запах черёмухи – из каждого двора, алые паруса тюльпанов затопляют шёлком лепестков – каждый сад. А клейкие листья тополей! А белые и розовые кружева