Слава богу, этот диктофон был несовместим ни с одним магнитофоном. У него была своя лента, которая больше никуда не подходила. Таким образом, мои подростковые трели оказались навсегда утерянными для человечества, как и штуковина, на которую я их записывал. Впрочем, сознаюсь, две вещи сохранились, но в несколько ином виде. Одна песня из «Как важно быть серьезным», скромно заявленного как «Мюзикл чрезвычайной важности», превратилась в песню «Chained and Bound» из мюзикла «Иосиф и его удивительный разноцветный плащ снов». Основной мотив песни с очень подходящим названием «Chanson d’Enfance»[3] из мюзикла «Аспекты любви» тоже был взят из того шоу. Но как именно эта последняя мелодия могла звучать в мюзикле по вечной комедии Уайлда – остается для меня загадкой.
Надо сказать, что мое увлечение средневековыми храмами, развалинами и церквями затронуло мою жизнь так же сильно. Из игрушечных кирпичиков я построил огромный готический собор (посвященный святому Элвису). Он расположился в другом конце детской, чтобы не вступать в противоречие с растущими потребностями «Харрингтон Павильон».
Собор святого Элвиса пал жертвой вражеского нападения – Джулиан сбил его в припадке гнева. «Харрингтон Павильон», будучи крепко склеенным, напротив, остался невредимым. В 60-х, когда я покинул отчий дом, мой игрушечный театр был аккуратно разобран и спрятан. Но, к сожалению, он потерялся во время моего переезда в 1974 году. У меня осталось всего лишь несколько фотографий.
С НАЧАЛОМ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ В ИГРУШЕЧНОМ ТЕАТРЕ тетушка Ви начала проявлять ко мне все больший интерес. Мама, честно говоря, пока не запрещала мое ребяческое музицирование, но и не одобряла. Она перенаправила свои стремления сделать из сына классического музыканта на трехлетнего Джулиана, которому она купила детскую виолончель. Отец же начал интересоваться тем, что я делал. Когда мне было десять, он сделал несколько простых аранжировок для фортепиано из моих мелодий. А затем опубликовал их под моим именем в журнале «The Music Teacher», озаглавив «Игрушечный театр». С тех пор каждый раз, когда я экспериментировал за пианино, он заходил и спрашивал, как я нашел тот или иной аккорд. И это неудивительно: мой отец, несмотря на свое грозное звание профессора композиции в Королевском колледже музыки, по-настоящему любил мелодию. На самом деле, он любил мелодию больше, чем кто-либо.
Так, помимо знакомства со всеми новыми мюзиклами, чаще всего в компании тетушки Ви, я слушал, как отец играет мне самую разную музыку, пусть даже и с сильной склонностью к Рахманинову. Папина любовь к «серьезной» музыке