Часть вторая
1
1923 – 1926
Эмма и Фрэнк познакомились зимой 1923 года, когда миссис Морган принимала у себя семью О'Брайн в качестве благодарности доктору Чарли за излечение её желудка. Им был уготован скромный обед, дозволенный платежеспособностью мистера Моргана. Тогда они жили в бедных комнатах на Вайтечапель-роуд в Лондоне. Миссис Морган радушно хлопотала с чаем, мазала хлеб джемом и укладывала его на тарелку, пока мужчины курили трубки, рассуждая о экономике страны, журя и порицая прошедшую войну. В полном естестве Эмма вышла к гостям из другой комнаты в очень скромном платье-чехле без рукавов, узоров и вышивок, чисто молочного цвета. Это придавало ей вид ослепительной невесты. Её светлое лицо было эффектно подчеркнуто волнами каштановых волос, приложенных на косой пробор, и нахлобученной челкой. Глаза темной бирюзы, глубокопосаженные в глазницах (что ни капли не портило их), смотрели с неистлевающим задором. Фрэнк сидел на стуле рядом с мистером Морганом, и в тот момент, когда Эмма робко засеменила к свободному месту на истрепанном диване, Луиза передала гостю чашку чаю на блюдце. Он смотрел на Эмму во все глаза и не смел оторваться. Худое его смуглое лицо слегка вытянулось, а рот с пламенными полными губами застыл в изумленном замешательстве. Понимая, что протянутую руку молодой гость не собирается освобождать от предложенной ему чашки, Луиза проследила за очарованными глазами Фрэнка и отошла в сторону, узрев Эмму. У той разгорелись глаза, и искру, родившуюся в те минуты между ними, нельзя было не заметить.
Так он и не сводил с неё своих больших светло-карих глаз с прямыми чёрными ресницами, и Эмме казалось, что никогда ещё не видела столь замечательных глаз. Они мерцали, как два маяка, и ничего будто бы кроме них на лице и не было. Большие, разграничивающие зрачок, незастенчивые и не наглые – очень смелые глаза. Гладковыбритый подбородок; заостренный маленький нос и широкие чёрные брови, заметно выступающие над глазницами – все черты его наружного облика выделялись четкими, плавными линиями. Костюм его веял консервативностью: темно-серый, с высокой талией, а брюки наоборот – узкие, укороченные, обнажающие носки. Худоба делала из него юнца, но благородная манерность перечеркивала это впечатление.
В продолжении вечера, когда всех объединил один беззаботный разговор, мистер Морган развлекал гостей оригинальностью своей речи и немецким акцентом. Чарли О'Брайн слушал его с деликатным спокойствием, изредка вставляя уместный возглас понимания. Затем степенность слов вытеснили шутки. Эмма и Фрэнк не следили за сменой обстоятельных бесед. Оба отмалчивались, что подметила Луиза. Даже когда Чарли рассказывал семье Морган о своих пациентах во время благотворительной миссии в Зимбабве, о которых всегда любил слушать двадцатиоднолетний Фрэнк – всякий раз как в первый раз, он пропустил мимо ушей всю историю, то и дело поглядывая на Эмму. Она тоже обращалась к нему пылающим взглядом. Юность лет – а именно такое ощущается