Многогранны и содержание, и формы: то взлетная полоска строгой интонации, то – игривая завязь кокетства и жеманства, или видишь россыпь слов из загадочных метафор и интригующих недосказанностей. А в упрощенной, казалось бы, словесной фактуре, вдруг блеснет афористичность стиха: «Увидеть, как в душах людских прорастет//Живое, ржаное, зернистое слово!» – «Как мало зерна!»
Простым языком Киевская может сказать о духовном, а потому трудном. И в этом – скрижаль таланта:
…Умей подняться духом – до молитв.
Умей наговориться – до молчания. – «Не пишется?»
Всю уникальность человеческого бытия вобрала в себя Киевская, всю характерную суть:
Мой милый, я характер свой не скрою:
Серьезной быть могу и озорною,
Заносчивой, язвительной и строгой,
Застенчивой, наивной, недотрогой.
Могу я быть любой попеременно,
И чуткой, и глухой одновременно,
Красавицей, простушкою, святыней,
Царицею, служанкою, рабыней… «Я – многолика»
И она же – поэтесса, говорившая резко и определенно, разрушая дикое и отрицательное – «Не обласканная прессой,//Я и бровью не вела», – «…лихой поединщик воинствующей пошлости», в которой выразилось «сочувствие ко всему человеческому»:
Но что скорбеть? Однажды и руины
Сольются в восхитительный союз.
Мы – самые прекрасные картины
И… самые расходные из фуз. – «Художник»
Есть в арсенале Киевской стихи – молитвы, искреннее обращение к Богу, они тревожат душу, увлекают неистовой бунтующей силой, пленяющей сознание, обжигающей сердца – ведь поэтесса выражает в них наше высокое время, такое красивое и одновременно трагическое, время искушений и заблуждений. Выражает наше желание и наше стремление разобраться в первопричине полярности мира, замешанной на библейских, евангельских мотивах:
Мне думается: там, в небесной колбе,
Все будущие мысли перемешаны,
И мастером в холщовой белой робе
Оценены они и точно взвешены. – «Небесная колба»
Чрезвычайно полифоничен у Киевской образ «адской силы», воплощенной художественно богато: мятежность и непримиримость – это мильтоновский Сатана; знающий и мудрый – байроновский Люцифер; прекрасный, соблазнительный и коварный – чем не герой Виньи из поэмы «Элоа»; по мощи отрицания – гетевский Мефистофель:
Из Ничего – произрастает зло,
Из маковой росинки лживой фальши,
Дорогу пробивая тяжело,
На свет желая выбраться пораньше.
Вы знаете, как прорастает зло?
Быть может из ничтожности людской?
Иль из ничтожных зерен превосходства?
Так можно ль ожидать судьбы иной?
Где сорта нет – там сорное уродство:
Труха, опилки, жалкий