Залезет на мусорный бак.
И время застынет послушно
В слиянье луны и зрачка,
Где Нил растекается душным
Цветеньем у ног тростника.
На дне желтоглазом – ни тени
Бездомных тревог и обид,
Лишь отблески звёзд… и ступеней
До самых вершин пирамид.
Прекрасная Баст, ты всё та же —
Бессмертны душа и луна…
А храмовый камень всё глаже,
И бредят песком письмена.
И так тебе править и падать,
Храня свои тайны, пока
Миры обращаются в память
И полночь на грани зрачка…
Следы
Мы приходим снова и снова.
Эпохи и пространства сменяют друг друга, а мы проживаем судьбу за судьбой, обновлённые, совсем ничего не помня о том, как это было «там» и «тогда». Почти ничего.
Порой мы встречаем знакомых… и что-то странное, неуловимое вдруг встрепенётся в душе – «Постой! Я… знаю тебя?..» – Но не удержать этого мига, не понять, что несёт в себе новый изменчивый облик… И кто сказал, что лишь человечьим душам назначено проходить эти Круги вместе с нами? Вы помните? – как цеплял взгляд и сердце простой, неприметный камешек, подобранный на дороге? И ладонь так не хотелось разжимать… А однажды вы присели возле ручья в парке – просто парк, просто день, просто ручей… вода… – и как защемило ни с чего в груди и держало вас на этом месте, будто звали по имени…
Вы находили, наверное, дерево – боже, такое же, как десятки и сотни других! – но необъяснимо потянуло прижаться к этому шершавому стволу, погладить рукой… Хотелось ещё возвращаться и смотреть, смотреть на него, пытаясь поймать намёк волшебной тайны, навек сокрытой от вас и так хорошо вам известной когда-то… Вы растерянно улыбаетесь – да, конечно, вы действительно видели такое дерево. И такие облака. И дотрагивались до такого снега. И вдыхали такой ветер – и узнавали его, узнавали безошибочно по быстрым толчкам крови в висках, по опьяняющему восторгу или внезапной тоске, которых никому больше не могли объяснить. Да, да…
У меня дома на столе стоит высокая белая свеча. Я иногда зажигаю её, когда пишу.
Здравствуй, огонёк. Золотистый шаловливый котёнок. Вчера для меня плясал твой братишка…
Слегка дрожит от сквозняка из окна, мечется и льнёт к пальцам… Да, это я дала тебе жизнь сегодня. Немного побудем вместе, непоседа.
…Никак не ложатся строчки. Обрываются мысли, а глаза всё останавливаются на ровном жёлтом язычке над белым столбиком. С ним уютно и чуть грустно, он завораживает и манит, манит… Хочется приласкать его осторожно, полуобняв ладонью… Ну что ты, не бойся! Такой яркий и такой пугливый… Конечно, он чувствует, что слаб и беззащитен и никуда не денется от высокого ствола свечи, по которому опаловыми слезами-каплями медленно ползёт расплавленный воск. Мне так легко оборвать его существование в этом мире, где мы только что встретились…
Где ты был, с кем ты был все эти пятьсот лет? Прости, тогда я проклинала тебя, наверное. Я была так испугана, слаба и беззащитна и никуда не могла деться от высокого белого столба… А вокруг множество людей стояли и ждали, когда ты оборвёшь мою жизнь. Прости, я