Никто не перечил Андрею, только Саша осмеливалась время от времени выказывать недовольство, за что немедленно получала взбучку. Никого отец не лупил столько, сколько ее. Девушка полагала, что заслуживает лучшей доли, лучшей семьи, лучшего образа жизни, она хотела иметь свои деньги, но отец забирал у дочерей все, до последней копейки и только матери разрешалось распоряжаться частью семейной казны в хозяйственных целях. Мужу она должна была предъявлять список расходов. Все это Саша находила полнейшим бредом и издевательством, она изо всех сил хотела вырваться из этого болота, но не знала как. От отчаяния ей порой не хотелось жить. Она думала о том, чтобы убежать из дома, но, полагая, что многочисленные знакомые ее отца, которые живут по всему городу, обязательно найдут ее, отбрасывала эту мысль, еще больше проклиная мать за то, что та ее родила. Девушка завидовала двум своим сестричкам, что родились после Димы, но умерли, еще не дожив и до года. Лучше бы и она оставила этот мир от какой-нибудь болезни.
Сегодня было воскресенье – единственный выходной день, а завтра опять на завод. Саше хотелось плакать. Она ненавидела рано вставать, ненавидела гнуть спину у станка в обществе целой толпы шумных женщин, ненавидела уставшей приползать домой и там еще работать, обслуживая своих же мужчин и саму себя. И помимо всего этого отдавать все деньги отцу, не оставляя себе даже двух копеек на конвертик конфет. А какие конфеты едят богачи? Да еще ежедневно! И не встают рано. Не портят нежные руки, не губят молодость.
Саша вспомнила сегодняшнюю газету. Она нашла ее за воротами и быстро спрятала, чтобы отец и брат не застигли ее за чтением «буржуйской хроники», как они это называли. Андрей и Михаил свирепели от одного только слова «светский», их было не унять. Однажды Саша погорела с такой газетой. Она разглядывала изображение какой-то богатой дамы и Андрей, поймав ее, сильно выпорол, «отучая» интересоваться красивой жизнью.
Лежа на топчане возле сестры, греясь больше ее теплом, нежели одеялом, Саша отвлеклась от грустных мыслей, вообразив вдруг себя знатной госпожой, разодетой в шелка и бриллианты, сидящей в изысканном экипаже. О, как бы ее это украсило! Как бы позеленел от злости отец!
Жить той жизнью! Быть аристократкой, говорить по-французски, ездить на курорты, ходить в оперу, кушать в ресторанах, а кавалеры все в белых перчатках, не то, что парни с завода, с мозолями и шрамами, вечно озабоченные и злые, уставшие и голодные, да еще со щетиной, будто бродяги или бандиты. Подумать только, и ведь рядом с таким мужланом пройдет вся ее жизнь, и она состарится раньше времени от множества хлопот