Еще ведь на этапе своего самого первичного теоретического обоснования большевистская идея была самым доподлинным образцом благодушного мудрствования, чрезвычайно же в своем конечном итоге чреватого до чего только и впрямь обильно и напрасно пролитой кровью во имя всех тех никогда так и не наступивших светлых дней коммунистического грядущего.
Его существование было во всей ведь полноте зафиксировано в одних лишь ярчайших грезах безнадежно утопически настроенной интеллигенции, видевшей все свое настоящее в одних лишь черных, а будущее, вполне сообразно сему, в исключительно розовых оттенках.
Да и сколь бессмысленные ужимки того самого пресловутого более чем непорочного разума, которому попросту была явно во всем полностью чужда всякая же безнадежно убогая действительность, а во всем безупречно неистово дороги одни лишь бесплотные выводы, порожденные почти невидящими глазами, ненавидящими буквально всякую живую и трепещущую под руками плоть жизни.
Да и рьяные последователи данных совершенно так абстрагирующихся от всей навязшей им на зубах повседневной реальности философских течений отличались той еще крайней узостью мышления, как и весьма специфическими вкусами…
Им попросту была нужна исключительно во всем иная жизнь, они ее придумали и восхваляли, а неистово суровую смерть прошлого они буквально так всегда воспринимали, как самую естественную историческую прямую надобность.
Всем этим блудливым своим языком деятелям от века ведь были свойственны тайность, хитроумная аллегоричность, эзопов язык, сущая благосклонность ко всяким закулисным интригам.
Да только все это вовсе не было предвестником грядущих более светлых и благих дней, а скорее уж наоборот – являлось оно самым явным пережитком позднего средневековья, а потому и несли все эти «кровососущие словно слепни» идейки сущие черты сколь давнишней закрепощенности совершенно неистовствующего в своих оковах довольно-то праздного духа.
Люди, их проповедующие, попросту разом перешли из стародавнего холопства в холопство вовсе-то иное, исключительно ведь возвышенно идеалистическое.
Хотя вполне уж возможно что – это и не совсем оно так, поскольку некий внешний легкий налет заморских европейских свобод несколько явно затронул и ту стародавнюю от века же самодержавную российскую империю.
Однако все это было впрямь-то разом раздавлено в прах стопою солдафона Николая Первого.
Причем он ее не просто слепо раздавил, а именно вывел, как изводят клопов в старом диване.
Да и после него всякая полусвобода неизменно была еще затем чревата грядущим разве что лишь значительно более свирепым безнадежно тяжким рабством.
Сама вот собой внезапно появившаяся возможность некоей более чем явной отдушины, несомненно, вскоре вылилась в сущий антагонизм и отрицание всех прошлых религиозных идеалов, глупейшую