Я, разумеется, уже знала, что соглашусь: судьба делала слишком прозрачные намеки, что мне следует взяться за это дело. Но нельзя же так сразу сдаться! Тем более что там у него в кабинете этот… «дорогой гость». Уж его-то, голубчика, я заставлю лично умолять меня «на прекрасном русском языке»!
– Не знаю, Федор Ильич… Я понимаю, ваши опасения имеют основания, но… Право, не знаю! Вы в курсе, что я за свои услуги беру немало?
– Да, разумеется, но какое это имеет сейчас значение? То есть, конечно, театр – банк, мы считаем каждую копейку, но доброе имя, знаете ли, дороже! Мы заплатим сколько надо, не сомневайтесь, только найдите плащ, Танечка! У нас еще три дня и три ночи… Если надо, я руку дам на отсечение, но восемнадцатого апреля Мигель должен петь Радамеса в своем плаще. Со своей стороны он тоже готов предложить вам гонорар, очень приличный. Помимо той суммы, что заплатит вам театр, естественно… Я вас умоляю!
– Не умоляйте, Федор Ильич, я уже прониклась вашей болью. И ваша отсеченная рука делу не поможет, так что лучше используйте ее по назначению. А мы пойдем другим путем. Кто еще знает об исчезновении плаща, кроме вас и господина Мартинеса?
– Одну секунду… – Я услышала, как директор повторил мой вопрос в глубь кабинета, но не разобрала, что ему ответили. – Кроме нас, в курсе только Хосе, костюмер и гример Мигеля… то есть господина Мартинеса. Ведь это он находился в гостинице, когда… все это случилось. Мигель был в театре.
– А кому известно, что вы привлекли к расследованию меня?
После нового уточнения я узнала, что об этом пока неизвестно даже Хосе.
– Вот и отлично, пусть никто ничего не знает. Пока. Думаю, поскольку вы теперь мои клиенты, нам необходимо продолжить наше трехстороннее совещание без посредства телефона. Причем немедленно: три дня и три ночи – это не так уж много, Федор Ильич. Сочувствую вам и господину Мартинесу, у вас был трудный день, но через полчаса я буду у вас в кабинете.
– Конечно, конечно! Ждем вас. Я так рад, Таня, так благодарен! Спасибо…
По-моему, он был весьма возбужден и не скоро заметил, что я уже положила трубку.
ГЛАВА 2
Театральная вахтерша, сухонькая интеллигентная старушка, была предупреждена о том, что к директору прибудет дама, и не стала чинить мне препятствий:
– Пожалуйста, пожалуйста, вас ждут! Сюда, направо – вон, видите открытую дверь?
В длинном коридоре, простирающемся в два конца от служебного входа, было пусто. Но «в кулуарах» театра чувствовалась жизнь, хотя спектакль закончился больше часа назад.
Открытая дверь оказалась, как и следовало ожидать, всего лишь дверью «предбанника» – узкой и тесной приемной, в которой помещались только стол секретарши, допотопный книжный шкаф, стулья для посетителей и развесистые растения в горшках и кадках. Последние занимали изрядную часть площади и объема комнатушки. В «предбанник» выходили две одинаковые двери, расположенные точнехонько друг напротив друга.