– В том-то и дело! Они не могут меняться, но твой это делает. Не спрашивай, как. Я даже предположить не могу.
– Может, сбой в самой программе?
– Нет, – от раздражения он топнул ногой. – Как будто человек, пишущий тебе, меняет своё местоположение и девайс каждую секунду. Если огрубить, то получается, что он находится как будто сразу в нескольких местах и с сотней электронных устройств одновременно.
– Но такого не бывает!
11. Новый друг
– Конечно, не бывает, – подтвердил хакер и выпроводил меня за дверь.
– Сможешь найти шутника? – спросил я уже с лестничной клетки.
– Мне бросили вызов! И я принял его! Позвоню. – Последнее слово было сказано уже нормальным голосом.
Удивительно, как величественно чувствуют себя некоторые всезнайки и как при этом жалко и смешно выглядят они со стороны.
Вот, например, Толя. Я привык называть всех полными именами: девушек, парней, детей – вообще всех. А его не могу, ну не вылезает из моего рта «Анатолий», потому что какой же передо мной Анатолий? У Анатолиев спины прямые, глаза блестящие, шеи длинные, плечи широкие, походка быстрая, ум живой. Из всей атрибутики Толя обладал лишь умом. Вот поэтому он и не Анатолий. И не будет никогда им, там и умрёт – Толей, и на плите напишут – Толя, и говорить будут – вон Толя умер. Но мозги у него на месте, а большего мне не надо.
Я добрался до дома уже ближе к утру и рухнул на кровать: в одежде, обуви, с сумкой через плечо. Мне снились яркие цветные сны. Но запомнился только один.
Пляж, лучистый берег, зеленоватые большие волны, метрах в пятидесяти от кромки воды стоит дом: почему-то деревянный, с наличниками и всей прочей народной символикой, включая птичку на козырьке крыши. Стены дома выкрашены в жёлтый, перед окнами – палисадник с флоксами, георгинами, астрами. Открываются ворота, явно тяжёлые, тоже деревянные, высокие; из них выходят Марина и Тамара, они держатся за руки. Марина одета в длинное платье белого цвета, Тамара – в синий костюм, на груди у неё болтается красный галстук, ноги босые. Как будто церемония бракосочетания. Себя я не вижу. Марина широко улыбается, но улыбка вдруг сменяется оскалом, потом – болью, на её лице – страдание. Тамара держит в руках клинок – на животе Марины расползается багровое пятно – Тамара подходит ко мне. Говорит:
– Это за мою дочь.
Без замаха бьёт меня кинжалом в пах, проворачивает его, я падаю на колени. Она трогает мой подбородок, поднимает его, приставляет к шее нож, делает надрез:
– Это за того парня.
Я проснулся, почувствовал, что-то течёт по ногам, испугался: вдруг кровь? Остатки сна пропали, когда я вскочил с кровати.
Обоссался.
Такого не случалось лет с шести-семи. Вот до чего доводят бабы!
Мне было жаль постельного белья. Я пользуюсь только дорогим, мягким, из шёлка. Но не могу представить, как буду спать на тряпках, наблюдавших моё унижение. Пришлось выбросить.
Я