– Значит, так, – деловито произнесла Вика, приподнявшись на кровати. – Что-то не хочется киснуть на балконе с бокалом вина. Пошли в бар!
– Уже?.. – расстроенно протянула Мэри. – Давай я быстренько в магазин сбегаю, даже приготовлю что-нибудь, а потом мы пойдем к морю…
– На пляже никого уже нет. А мне хочется людского тепла, а лучше жара… У меня всего одна неделя на реализацию моего плана А это значит, что нужно максимально нацеливаться на людные места.
– Ты прямо профессиональный стратег, – усмехнулась Мэри. – Кажется, у нас разные планы. Поэтому ты иди в бар, а я пойду к морю. Я слишком устала, чтобы где-то сейчас тусить.
– Как знаешь, Манюня. – Вика пожала плечами. – Беги, сиди в темноте на холодном песке. Если что, будем на связи.
Ступив на влажный прохладный песок, она познакомилась с многоголосой ночью цвета индиго, которая приглашала ее на вечеринку трех стихий: Земли, Воды и Воздуха. Море встретило ее шумом времени и зовом неизвестности. Оно тосковало о чем-то несбыточном, радовалось чему-то предстоящему, содрогалось от сладкой истомы, вызванной ветром, выливая на берег нежное вспененное молоко… Оно ласкало молоком ее ступни, щекотало бледные лодыжки и норовило забраться под тонкое платье, чтобы изучить ее тело. В тот миг ей казалось, что никто не способен вызвать у нее чувство внутренней свободы, которым наполнило ее Средиземное море. Ей было хорошо оттого, что она никому не принадлежала, никому ничего не была должна. От нее не требовали покорности, не ждали всегда приподнятого настроения и бодрости, у нее не просили заботы и преданности… Ей не нужно было надевать маску чики или роковой женщины, чтобы завлечь кого-то, стрелять глазками, делать губы уточкой или приоткрывать рот, изображая «рыбий зевок», красить губы яркой помадой, чертить стрелки на веках и завивать волосы. Она могла быть босоногой девчонкой в коротком платье, кружащейся под дуэт моря и ветра. Она могла подпевать им или просто смеяться от радости, что проводит эту ночь наедине с собой настоящей.
Кир… Она вспомнила о нем, как только море забралось под ее платье. А ведь он наверняка чувствовал то же самое, когда совершал побег из ставшего привычным города. Наверное, его возлюбленной была независимость, ветром трепавшая его волосы, когда он спускался по трапу самолета и устремлялся в новое место. Независимость обнимала его и дома, в родной постели, когда он проваливался в очередной сон. Она брала