Немецкий минометчик поспорил с немецким пулеметчиком. Проходит время, он выигрывает спор. Периодические обстрелы наших позиций из миномета неизменно следовали после дней, которые у нас были назначены днями стирки. Начались они после оборудования щели для Иры и вывешивания брезентового полога, а прекратились после того, как березы, удерживавшие полог, рухнули вместе с брезентом от прямого попадания. Что из этого следует, как думаешь, будущий следопыт? Есть соображения? Давай-ка, разгадай!
Я опять беспомощно наморщил лоб.
– Совершенно ничего не идет в голову.
– Эх, нет у тебя жизненного опыта! Жизни ты не знаешь. А у меня к тому моменту за плечами были сиротское детство, работа электриком в медных рудниках под Карабашем, да еще война. В общем, почувствовал я что-то, что-то для себя понял и стал тщательно наблюдать за местностью. Через день обнаружил, что на юго-востоке у дальней вершины, густо поросшей лесом, оборудована немецкая долговременная огневая пулеметная точка (ДОТ). Наши позиции оттуда вряд ли были видны, однако восточный склон нашего холма немецкие пулеметчики могли наблюдать, это было очевидно, хотя прицельный огонь в силу большого расстояния вести не могли.
А вечером пришел старшина и сообщил, что у него случился перерасход нижнего белья.
– Как перерасход?
– Ирина попросила дополнительный комплект мужского солдатского белья, чтобы перешить для себя, вы понимаете, – трусики, бюстгальтеры…
– Это-то я понимаю! Я не понимаю, куда ее нижнее белье подевалось?
– Говорит, что износилось.
– До дыр, что ли? Что с ним надо было делать, чтобы за четыре недели износить?!..
– Не знаю, товарищ лейтенант, мне неудобно уточнять такие подробности, тем более у такой симпатичной девушки, к тому же она очень стеснительная, и портить с ней отношения из-за белья я не желаю.
– Ага, выходит, мне предоставляешь такую возможность! Хорошо, пусть завтра утром сержант Климова зайдет ко мне.
Всю ночь я не спал, а под утро вдруг все понял. Как же я раньше не догадался!
После завтрака в мой блиндаж заглянула наша красавица. Она выглядела немного бледной, как будто у нее тоже выдалась бессонная ночь, хотя ни больных, ни раненых у нас во взводе не было.
Я поднялся с нар и строго посмотрел на нее.
– Между прочим, товарищ сержант, вы могли погибнуть.
Она недоуменно вскинула свои черные как смоль брови.
– Я не понимаю вас, товарищ лейтенант.
– Все вы прекрасно понимаете. Разговор о вашем убежище, оборудованном специально для ваших нужд. Оно разрушено прямым попаданием немецкой мины.
– Это война, товарищ лейтенант.
– Ага, война все спишет, так, по-вашему?.. Только и на войне никому не позволено погибать по глупости!
– Я не понимаю.
– Пожалуйста, признайтесь, что вы совершили опрометчивый поступок, –