На секунду задумываюсь, что ей сказать. Типичный ответ: «Я работаю на одной фирме». На какой? «На хорошей». Просто при фразе: «Я работаю в «Останкино» тебя либо забрасывают кучей остроумных ремарок, либо спрашивают, знаешь ли ты кучу пошлейших селебретис?
– В «Останкино», – в итоге сдаюсь я. Почему-то ей мне не хочется лгать. – Следующий вопрос будет, как скоро я стану звездой экрана?
– Следующий вопрос будет, чем ты занимаешься? Финансами, как и всегда? – Рыжакова, видимо, устав стоять на одном месте, пытается завести корзину себе за спину. Но так стоять еще неудобней, и она делает попытку поставить ее на затоптанный грязный пол.
– Давай, я подержу, – протягиваю руку. – Да, финансами.
Рыжая, поколебавшись, передает мне корзинку. Пока я вкладываю её в свою, чтобы держать обе корзинки вместе за ручки в одной руке, Диана опускает ладони в карманы пальто, повторяя мою недавнюю позу.
– Знаешь, Лебедев, а ты все такой же. Ты все такой же до отвращения правильный и аккуратный. Иногда ничего не меняется, – грустно заключает она, разглядывая лацканы моего итальянского, в тон пальто, темно-синего пиджака.
– А что, это плохо?
– Да нет, почему же, – она пожимает плечами. – Просто мне…
– Здрасьте! Пап, а где воробей? – звенит любопытный голос Юльки, внезапно возникшей у меня за спиной.
Возникает неловкая пауза.
Дав себе по башке за то, что я совершенно забыл о ребенке, оборачиваюсь к дочери, пытаюсь сообразить, что же мне ответить?
– А что тут у тебя? – не дождавшись ответа, Юлька подныривает к корзине и с интересом заглядывает в нее. Рыжая ошеломленно смотрит на Юльку, потом на меня. Сообразив, что это моя дочь, а она только что ляпнула при ребенке, Рыжакова теряется, но через секунду в ее глазах появляется дикая, пронзительная, поразившая меня до глубины души, боль. Острая, как осколок стекла – кажется, тронь пальцами и порежешься. Не понимая, что это с ней (Юлька, не смотря на свою жуткую шапку, выглядит вполне ничего), я удивленно уставился на Диану.
– Это Берлинские печенья от «Фили-Бейкер», – между тем одобрительно оглашает Юлька. – Правильно, что ты их взял, они самые вкусные. А сосиски – «Клинские». Вот смотри, я взяла! – и дочь, продемонстрировав мне пачку, принимается любовно укладывать ее в корзину.
– Погоди, это не наша, – перехватываю сосиски.
– А-а… А чья? – и Юлька в упор, как могут смотреть только дети, глядит на Диану. – Меня зовут Юля, – с нажимом произносит она.
– Диана, – Рыжакова будто глотает ком в горле.
– А – отчество? – и Юлька склоняет голову набок.
– Можно без отчества, я, по-моему, еще не очень старая, – придя в себя, слабо улыбается Рыжая.
– Вы не старая, но вы взрослая, – отбривает ее Юлька и, пока я с интересом слежу за развитием их диалога, продолжает как ни