Когда из радиовещания меня перевели на другой идеологический участок, эту хлопотную должность поочередно занимали два Юрия: недавний выпускник школы Юра Палагин, которого я какое-то время опекал и поднатаскивал, и Юра Мандрика – уже опытный журналист – газетчик из приезжих. Вот с ним-то и случился один курьез.
В годы партийного всевластия радио, как и газету, нельзя было назвать безобидным пропагандистским инструментом. Наряду с хвалебно-положительными материалами, проскакивала и малоприятная критика. В одном из своих «эфиров» Юрий Лукич посягнул на человека из клана «неприкасаемых» – начальника райсельхозтехники Пронозина. Как бы сейчас сказали, прыгнул за флажки. Своенравному чиновнику радиокритика не понравилась, и он, в порыве крокодильского гнева, не только отчитал корреспондента, но и разбил магнитофон, хрястнув его об столб.
Об инциденте стало известно в райкоме, и грубияна обязали извиниться и возместить причиненный ущерб. Извинения Юрке были не нужны, а вот приобретение нового портативника – кстати. Он давно мечтал сменить свою развалившуюся аппаратуру.
Когда-то известный московский радиожурналист Юрий Летунов назвал радио «великим говорящим». Сегодня к радио другое отношение, не во всякой сельской избе и городской квартире есть репродукторы. Их заменили десятки телеканалов и всепожирающий Интернет, хотя именно он помог мне наладить связь с аромашевским радио. Как далеко шагнула техника, и я безмерно рад, что живет мое радио, пробиваясь сквозь густую информационную сеть. Прислушайтесь земляки: как и сорок лет назад «Говорит Аромашево»!
НЕТИПИЧНАЯ ЖУРНАЛИСТИКА
ПО ЛОШАДЬ…
В аромашевскую районную газету он принес толстую тетрадь стихосложений. Была ли у него цель напечататься, не знаю, но я тогда в них творческой ценности не нашел. Да и можно ли было напечатать такое:
Все правленье матюком:
«Никого я не боюся!».
Так частенько рассуждает
Овчинникова Дуся…
И все что-то в этом роде.
Позднее я узнал, что Овчинникова Дуся – скандальная соседка Ширшова, с которой они не поделили кусок огорода. А в общем, Петр Яковлевич был человек добродушный. И даже когда я потерял его поэтическую тетрадь, он не сильно обиделся:
– Не переживай, я их по памяти восстановлю, —дружески похлопав меня по плечу, успокоил он.
По его рассказам, стихи Петр Яковлевич начал строчить на фронте под впечатлением прочитанного в армейской многотиражке симоновского «Жди меня». Катал для любимой Пелагеюшки, для родственников, веселил в минуты затишья одноокопников.
С войны Ширшов вернулся без единой