– Он, конечно, зовёт тебя к ним пообщаться, – сказал Александр Андреевич, когда Мишины глаза открылись и встретились с его взглядом: – Это нужно, это необходимо: они хотят взять тебя в заложники – ты это понимаешь, мальчик?
– Вы действительно намерены к ним туда?.. – подключился Павел Фёдорович. – На мой взгляд, разумнее их отслеживать вот так, как мы сейчас. Пусть их набьется до отказу. Затем мы запустим через вентилятор запах ладана или, наконец, усыпляющий газ. Долго они тянуть эту нелепую игру не в состоянии, Михаил Николаевич. Согласны? А потворство в таких случаях только на руку врагу.
– Я всё понял, но я: я должен туда идти, – Миша воззрился на них так, будто вознамерился прожечь их насквозь.
Оба отступили на шаг, но затем вновь приблизились.
– Не разумно это, не разумно, – покачал головой Сан-Саныч, но тут же повернул её на тридцать градусов.
Было от чего. Дверь операторской тут же распахнулась, и в помещение вошёл Василий Иванович Цвигун. Одетый в ту же курточку с выступающим из неё свитером. Седые усы его топорщились и даже блестели, лицо разрумянилось, а глаза чёрные, как антрацит, сохраняли домашнее выражение уюта и спокойствия. Будто он сидел на Мишиной или, того пуще, своей кухне за чаем с блинами. В селектор внутренней связи тут же ворвался голос с КПП: «Тут к вам какой-то Цвигун по спецдопуску. Извините, не успел раньше доложить – как завороженный сижу…»
– Человек-гора, ты не прав, – рассмеялся он. – Ты зачем подстраиваешь парня под свою волну? Я с ним уже поработал, он всё воспринимает нормально. Просто отпусти его, и он пойдёт своим маршрутом. Как за клубочком по ниточке или за колобком. На что русские народные сказки – писали их неглупые люди.
Александр Андреевич первым заключил его в свои объятия.
– Хотите сказать, что разумный риск оправдывает себя? – заговорил он, натискавшись.
– Хочу сказать, что если человека ведёт Бог, то человеку надобно идти. Незачем его сдерживать. Хорошо?
– Хорошо-то хорошо. Но ситуация явно препоганненькая. Его явно хотят использовать, а потом, прикрывшись, сделать из него чехол. Или контейнер для перевозки. Это ещё хуже. Мы с местными не знаем, что делать, а тут: к тому же контейнер из нашего соратника, нашего сотрудника! Ты бы отдал меня на заклание? Я тебя нет – ни в жисть…
– Спрашиваешь? Но тогда, в Сталинграде, или чуть раньше,