Для субъектного модуса была характерна замкнутость в границах диадического взаимодействия; материально-объектный модус отличался включенностью в поле взаимодействия объектов привычного ежедневного обихода: предметов гигиены, одежды, книг: При этом важно, что и в ситуации псевдоагентива, и псевдосовместного агентива, когда налицо референциональное смещение субъекта, – действует один, а в качестве субъекта обозначается другой – оба прикасаются, держат в руках какой-либо один общий предмет.
В результате было выдвинуто предположение о том, что в данных типах коммуникативного поведения матерью в когнитивном опыте ребенка формируется установка на то, что физическое тело субъекта действия может не совпадать с социальным «телом» деятеля. Данная установка может быть эксплицирована в «стилистике» метаязыка А. Вежбицкой: «…в отдельные моменты, когда два человека или несколько человек тесно связаны между собой отношениями социальной зависимости, реальный субъект действия теряет свою значимость, а взаимодействующие люди образуют единое субъектное целое, в рамках которого фокус деятеля может свободно перемещаться» (Вежбицкая, 1997).
Поставив задачу определения степени возможности экстраполяции полученных в наблюдении за общением матери с ребенком выводов на более широкие коммуникативные практики, мы начали сбор речевого материала, делая записи устной спонтанной речи. Так, разновидность такой практики материнского общения, как «псевдоагентив», мы обнаружили в общении, являющемся частью социальных отношений подчинения. Например, в телефонном разговоре с родственницей мать хочет, чтобы сын тоже с ней поговорил, хотя он такого желания не обнаруживает:
(29) Маш / да / ну ладно/ щас Сашка хочет с тобой поговорить / щас он трубку берет // (женщина протягивает сопротивляющемуся сыну трубку, а затем и вкладывает ее ему в руку) (из записей устной речи).
Интерпретируя данную ситуацию взаимодействия, следует отметить, что мы наблюдаем случай, когда действие навязано; фактически выполняется одним субъектом – матерью, а обозначается в речи как действие другого субъекта – сына. При этом мы можем наблюдать те же вербальные и невербальные маркеры, что и в вышепроанализированной практике материнского общения: интонационное выделение глагольных форм (хочет, берет), использование наречий для обозначения момента будущего-настоящего (сейчас), контактный взгляд, наличие тактильного контакта через предмет-медиатор (трубка).
Рассмотрим следующий пример: во время заседания кафедры коллеги высказали ряд нареканий по работе лаборанта, в частности ее нерасторопности в отношении передачи служебных бумаг в различные инстанции. На что заведующий кафедрой отреагировал следующим образом:
(30) / Сейчас Олеся возьмет бумаги (контактный взгляд, протягивает стопку бумаг, дожидается, пока Олеся подойдет и протянет руку за бумагами) и пойдет с ними в отдел кадров (вкладывает бумаги ей в руки) / прямо сейчас // (из записей устной речи).
В данном случае мы