Отчасти слово «knave» оказалось таким эффективным, потому что ставило под сомнение общественное положение человека. Титулы были очень важны для самоуважения людей эпохи Возрождения. Тогда вполне серьезно считалось, что те, кто родился в семьях аристократов или помещиков, «лучше», чем простолюдины. Медики даже утверждали, что у них и тела немного другие: в частности, «более изящная» пищеварительная система требует иного рациона, чем у простых людей. Ни один крестьянин не сможет насытиться нежным мясом, которое подают на стол аристократам (оно просто мгновенно сгорит в его крепком, жарком желудке), а аристократ не сможет прожить на грубом крестьянском хлебе (в менее горячем желудке хлеб так и останется лежать, холодный и жесткий). Отрицание или очернение чьего-либо титула било в самое сердце. Внутри своего общественного слоя каждый человек надеялся, что по мере того, как он превращается из ребенка во взрослого, а потом – в патриарха семьи, его будут награждать все более уважительными титулами, каждый из которых несет с собой дополнительную ответственность и улучшение общественного положения. Даже самый бедный крестьянин надеялся, что после женитьбы получит титул «goodman» («добрый человек»), а не останется известен всем только по имени. Многие взрослые мужчины считали, что достойны эпитета «мастер», потому что нанимают слуг или подмастерьев. Тем не менее слово «подлец» под конец XVI века стало оскорбительным даже для доброго человека Картера, который служил батраком у местных фермеров. В ту эпоху, назвав Картера подлецом, вы подразумевали, что он не справляется со взрослыми обязанностями, совершенно безответственный и недостойный доверия человек. Общественное уважение было наградой, сопровождающей определенные титулы; неправильный титул считался болезненным и оскорбительным.
Как мы все знаем, единственным односложным словом в гневе обойтись довольно трудно – к нему нужно присоединить что-нибудь еще. В результате «knave» часто употреблялся вместе с каким-нибудь другим термином. «Подлец» ставил под сомнение общественное положение, а зависимые слова подрывали самоуважение мужчины как опоры общества. Вы могли крикнуть «filthy knave» («вонючий подлец»), «lying knave» («лживый подлец»), «canting knave» («болтливый подлец» – о тех, кто очень любит разглагольствовать о вещах, в которых вообще не разбирается) или – это одно из моих любимых оскорблений – «polled knave» («polled» означает «кастрированный»). Все эти слова подрывали общепринятый образ мужчины как олицетворения семейной власти и авторитета. Мужчина, который не содержал себя в чистоте, не говорил правды, не мог держать язык за зубами и не мог стать отцом, явно не