– А зясем госяпади?
Мужественный старший лейтенант Процянко держался стойко, как и полагается офицеру, и продержался долго, очень долго, почти сорок минут, но противник был силён не по годам. Малютка Малиновский оказался закалённым в сражениях бойцом, не знающим пощады, и в конце концов мужество покинуло несчастного лейтенанта.
В самый разгар репетиции ансамбля он возник в зрительном зале с пачкой каких-то бумажек в руке и начал делать отчаянные жесты дирижёру. Тот постучал палочкой, строго посмотрел на старшего лейтенанта и объявил: «Пять минут перерыв!»
Пока все курили, трещали последними анекдотами и разминали затёкшие ноги, можно было видеть, как Процянко в ужасе что-то говорит дирижёру, начальнику ансамбля майору Харченкову, а тот делает изумлённое лицо и что-то строго бурчит. Странный разговор продолжался значительно дольше объявленного времени, а закончился совершенно неожиданно.
– Рядового Малиновского ко мне! Быстро! – приказал майор, и когда тот появился, счастливый Процянко вручил ему пачку увольнительных записок со словами: «Чтоб я твоего… (непечатное слово) больше до дембеля в армии не видел!!!»
Однако, казус.
Вот так рядовой Малиновский, а по совместительству первая и единственная виолончель ансамбля песни и пляски, получил возможность ходить в увольнение в любое время дня и ночи.
Нотный стан Нелюдова
В каком, не знаю месяце,
в каком году – не ведаю,
а где-то в самом-самом
конце семидесятых
в ансамбль песни-пляски был
назначен замполит.
По имени Геннадий,
фамилия Нелюдов.
По званию же был он
Ох, младший лейтенант.
Ни музыкального слуха, ни вокального голоса Нелюдов не имел и к музыкальным инструментам испытывал со школьных лет стойкую неприязнь, потому что как однажды прогулял он в школе урок пения, так на него и не являлся вовсе, родителям объявил, что неспособен и потребовал освобождения.
– Будущему офицеру пение не нужно! – заявил он огорошенному папе, а заодно и огорошенной маме, чуть не уронившей от этого заявления тарелку с блинчиками.
Училище военное, о котором грезил будущий младший лейтенант, располагалось на окраине Свердловска за высоченным забором, а въездные ворота украшали два картонных макета грозных зенитных ракет, устремлённых в небо. Над воротами же, аккурат за ракетами, помещался гигантский фанерный щит-транспарант с надписью: «Наша цель – коммунизм!», и направленные в светлое будущее ракеты с готовностью это подтверждали. Хихикал над этой надписью весь город, кроме будущего младшего лейтенанта.
Как уж там получилось, я не знаю, но освобождение от уроков пения он добился, а в выпускном аттестате Нелюдова в строке «пение» стоял жирный прочерк, чему будущий офицер был несказанно рад.
Ошибался Нелюдов. Ох, ошибался!
Впрочем, в Высшем военно-политическом танково-артиллерийском училище, куда он каким-то чудом поступил, пение ему всё-таки удалось хлебнуть сполна во время строевой подготовки и парадных маршей. Но в сплочённом, сбитом строю его фальшивый