– Я вернусь, как освобожусь.
– Ты принимала сегодня свои лекарства?
– Перестань постоянно меня об этом спрашивать!
– Детка, не сердись. Чем ты сейчас занимаешься?
– А ты как думаешь? Режу себя на мелкие кусочки! Крошу в винегрет! Что же ещё?
– Думаю, ты слишком много пережила, – говорит она совершенно беспристрастно. – Давай съездим отдохнуть? Куда-нибудь на море…
– Прекрати со мной так разговаривать! Я не сумасшедшая!
Сбрасываю вызов и пытаюсь устоять на ногах. Тщетно. Кулер в углу булькает, потолок пузырится, рисунок на обоях рябит. Буклеты шлёпаются на пол, комкают тишину в бумажные шарики и заполняют приёмную противным шелестом. В глазах прыгает пятно – огромное, плотное, невнятного грязного оттенка. Телефон ревёт, пожирая пространство истошными воплями. Я с силой вжимаю красную кнопку и держу до тех пор, пока телефон не гаснет, а палец не начинает ныть. Цветастые пятна перестают мельтешить, и я чётко вижу перед собой страницы с красивыми картинками. Рекламные лозунги усеяны прозрачными каплями, маленькими и выпуклыми. Я смотрю на них и понимаю, что сижу на коленях и плачу. Глянцевая бумага – это хорошо. На ней ничего не расплывается, ни слёзы, ни вода, ни кровь…
Сзади цокают каблуки, уверенно и знакомо. Я оборачиваюсь и вздрагиваю. Неужели…
Так и есть – она. Будто живая. Почти настоящая. Рядом со мной. Близко, предельно близко. Можно протянуть руку и дотронуться…
– Ты в порядке? – спрашивает Лера, и этот ненавистный вопрос вдруг становится самым прекрасным на свете.
Я лишь моргаю. Раньше она со мной не говорила, никогда, даже до смерти. Хочется ответить, но слова застревают в горле. Существует поверье, что с призраками разговаривать нельзя. Не помню, почему, зато помню – нельзя, и точка. Хотя стоять спиной вроде тоже опасно.
– Соня, ответь, – настаивает Лера.
Откуда ей известно моё имя? Да мало ли откуда. В конце концов, не зря я её вижу. Только я, и больше никто.
– Не плачь, мы быстренько всё приберём. Ты меня не помнишь? Я часто тут у вас бываю, меня зовут Лера.
«Ле-ра…» – эхом раздаётся в голове. Она нагибается и сгребает буклеты в кучу. Её волосы касаются пола, пальцы расправляют непослушные страницы. Пока мы распихиваем буклеты по кармашкам стенда, я не свожу с неё глаз. Хочется остановить время, натянуть до предела, как детскую прыгательную резинку, и держать, наслаждаясь каждым мигом. Но секунды тикают, резинка лопается и больно щёлкает по носу.
– У тебя что-то случилось? – интересуется Лера, когда последний буклет оказывается за стеклом. – Плохой день?
– Это лучший день в моей жизни, – серьёзно отвечаю я.
Она смотрит на меня – долго и очень внимательно, словно пытается что-то разглядеть. Интересно, Лера знает, что мертва? Неудобно её о таком спрашивать…
– Особенные планы на вечер? – высказывает она неверную догадку.
– Нет, – мотаю я головой. Мысли встряхиваются, смешиваются. – Никаких