Полетта Лестафье падала часто, но это был ее секрет. О нем никому нельзя было рассказывать.
«Никому, слышишь?! – мысленно пригрозила она себе. – Ни Ивонне, ни врачу, ни – уж тем более! – мальчику…»
Нужно было медленно подняться, дождаться, когда предметы обретут нормальные очертания, натереться синтолом и замазать проклятые синяки.
Синяки Полетты никогда не бывали синими. Они были желтыми, зелеными или лиловыми и очень долго не сходили с ее тела. Слишком долго. Иногда по несколько месяцев… Их было трудно скрывать. Окружающие часто спрашивали, почему она всегда одета как в разгар зимы – в чулках и теплом жакете с длинными рукавами.
Чаще других приставал с расспросами внук:
– Бабуля, ну что за дела? Давай, разоблачайся, сними ты с себя все это тряпье, помрешь от теплового удара!
Нет, Полетта Лестафье вовсе не была безумной старухой. Она знала, что огромные синяки однажды доставят ей кучу неприятностей…
Она знала, как заканчивают свои дни бесполезные старухи вроде нее. Те, что позволяют пырею заполонить весь огород, и держатся за мебель, чтобы не упасть. Старые перечницы, не способные вдеть нитку в иголку, позабывшие, как включить радио погромче. Божьи одуванчики, которые, сидя перед телевизором, тыкают подряд во все кнопки пульта и в конце концов выключают его, плача от бессилия. Плачут крошечными горькими слезинками. И сидят перед темным экраном, закрыв лицо руками.
Так что же, все кончено? В этом доме больше не будет никаких звуков? Никаких голосов? Никогда? Только из-за того, что ты забыла цвет кнопки? Ведь твой мальчик обклеил тебе пульт цветными бумажками! Одну – для переключения каналов, другую – для громкости и третью – для включения/выключения! Ну же, Полетта! Кончай реветь и взгляни на бумажки!
Прекратите на меня кричать… Они давно отлетели, эти бумажонки… Почти сразу и отклеились… Уже много месяцев я все пытаюсь нащупать эти кнопки, ничего больше не слышу – только вижу картинки и различаю какое-то смутное бормотание…
Не кричите же так, я совсем оглохну…
– Полетта! Полетта, вы дома?
Ивонна злилась. Ей было холодно, она куталась в шаль и чертыхалась сквозь зубы. Ей не улыбалась мысль опоздать на рынок.
Только не это.
Она вернулась к машине, с тяжелым вздохом выключила зажигание и взяла с сиденья шляпку.
Старуха Полетта, должно быть, ушла в дальний конец сада. Она все свое время проводила там. Сидела на лавочке рядом с пустым крольчатником. Просиживала там часами, возможно, с самого утра и до позднего вечера, прямая, неподвижная, покорная, сложив руки на коленях и глядя перед собой отсутствующим взором.
Старуха Полетта разговаривала сама с собой, обращалась к мертвым, молилась за живых.
Она беседовала с цветами, с кустами салата, с синичками и с собственной тенью. Старуха Полетта теряла голову и забывала, какой сегодня день недели. А ведь сегодня среда, а среда – это день покупок. Уже больше десяти лет Ивонна заезжала за ней в этот день каждую неделю. Вздыхая, она подняла щеколду на садовой калитке: «Разве же это не ужасно…»
Разве же это не ужасно – стареть, да еще в полном одиночестве? Вечно опаздывать в супермаркет, не находить у кассы пустой тележки?»
Полетты в саду не оказалось.
Ивонна забеспокоилась. Она обошла дом и, сощурившись, заглянула в окно, пытаясь понять, в чем дело.
«Иисус милосердный!» – воскликнула она, заметив лежащую в кухне на кафельном полу подругу.
Разволновавшись, женщина наспех перекрестилась, прошептала слова молитвы, перепутав Бога Сына со Святым Духом, выругалась и отправилась в сарайчик за инструментом. Она разбила стекло садовой сапкой и героическим усилием подтянулась к оконной раме.
Ивонна проковыляла через комнату, опустилась на колени и приподняла голову старой дамы из розоватой молочно-кровавой лужицы.
– Эй, Полетта! Вы что, умерли? Умерли, да?
Кот с урчанием вылизывал пол – ему были глубоко безразличны и случившаяся драма, и приличия, и даже осколки стекла на полу.
Ивонну попросили подняться в машину скорой помощи, хотя она к этому вовсе не стремилась. Но надо было уладить формальности и оговорить условия госпитализации.
– Вы знаете эту женщину?
– Еще бы мне ее не знать! – возмутилась Ивонна. – Мы вместе ходили в коммунальную школу!
– Вы должны поехать с нами.
– А как же моя машина?
– Да не улетит она, ваша машина! Мы вас живо доставим обратно.
– Хорошо… – сдалась она. – Съезжу за покупками позже…
Внутри было ужасно неудобно. Она с трудом втиснулась на крохотную табуретку рядом с носилками и сидела, сжимая сумочку и стараясь не потерять равновесия