А потом возник Лайл, и она впервые ощутила себя красивой. Но даже это было временно.
Мейси отвернулась от Берди и стала смотреть в широкое круглое окно башни – на залив позади дома, дедушкину пасеку сбоку и дорожку к широкому переднему двору, выходящему на Бэй-авеню.
Комната Берди расположена в башне, она самая большая в доме, и в детстве Мейси и Джорджии она казалась волшебной. Они играли здесь в Рапунцель и другие сказки, причем Мейси всегда изображала принца, потому что была намного выше Джорджии, хоть и на четыре года младше.
В детстве здесь заключался весь ее мир, и, в отличие от матери и сестры, Мейси вполне была готова провести в этой башне всю жизнь. В ней она и осталась, в точности как хотела. Правда, сейчас ей хотелось только одного – завизжать.
Она заметила среди ульев дедушку, сидящего в шезлонге к ней спиной. Он делал так иногда, чтобы обдумать какую-нибудь проблему. «Чтобы распутать жизненные узелки» – так он говорил. По его словам, в гудении пчел, в строгом распорядке их работы, в траектории полета их маленьких полосатых тел, кажущейся хаотичной, в безустанном махании крылышек содержатся ответы на трудные жизненные вопросы. Джорджия тоже в это верила. Но для Мейси пчелы были просто надоедливыми насекомыми, как комары или тараканы, с опасными жалами на конце туловища. Слишком уж много раз ее жалили, чтобы она могла увидеть в пчелах что-то хорошее.
Грохот привлек ее внимание, и она обернулась к туалетному столику. Недовольная, что на нее не смотрят, Берди достала поднос с помадами из ящика и бросила его на пол. Блестящие тюбики раскатились по полу в разные стороны.
Мейси взглянула на беспорядок, на обиженную гримасу на лице матери и со вздохом достала из кармана юбки мобильный телефон. Она вызвала сохраненный для быстрого набора номер. Лайл ответил после первого же гудка.
– Я опаздываю. Можешь забрать Бекки и отвезти ее в школу? Я не знаю, как долго еще здесь пробуду.
Это было ее решение – преподавать в старших классах в Истпойнте на той стороне залива, а не рядом, в частной школе «ЭйБиСи» на Двенадцатой улице, куда ходила Бекки. Мейси полагала, что Бекки вырастет более независимой, если ее мать не будет учителем в той же школе. Лайл поддержал ее, хоть и не вполне согласился. Одно из достоинств, за которые она его любила, – то, что он всегда ставил семью на первое место.
– Уже еду, – ответил Лайл и повесил трубку.
Мейси решила не обращать внимания на его сухость. Она нагнулась и принялась собирать тюбики, делая себе мысленную пометку больше не покупать матери новую помаду, пока она не использует ту, что уже есть. Как будто Мейси