Дочь и сестра собирателей устриц, Марлен была худа, как хлыст, но достаточно сильна, чтобы помогать взрослым выбирать сети или стоять часами, вскрывая створки устриц – чем она и занималась все старшие классы и лет до двадцати, пока не скопила достаточно денег и не открыла собственный бизнес. После долгих лет, проведенных под солнцем Флориды, кожа ее так сморщилась и задубела, что, как говорила Берди, ею можно было обивать мебель. Или починить проколотую шину. Несмотря на то что они были связаны друг с другом благодаря отцу, подругами мать и Марлен так и не стали. Впрочем, Берди, кажется, ничуть не волновало, что я больше тянулась к тете.
Гирлянды мелких лампочек, обернутых вокруг деревьев и стратегически расставленных столбов, освещали посыпанные ракушечником тропинки и вдоль них – бетонных херувимов, греческих богов и богинь, гномов и прочих мифических существ. Самым примечательным из них было Лох-Несское чудовище. Несмотря на то что Марлен покрасила скульптуру в фиолетовый цвет и годами устанавливала ее в центр первого плана, Несси так и не обрела хозяина. Испытывая к ней жалость, Марлен перенесла ее ближе к дому и поставила среди остальных отвергнутых статуэток в садике у крыльца. Помню, девочкой я взбиралась ей на спину. У меня до сих пор остались от этого шрамы на коленках.
Дом представлял собой совершенно хаотичную структуру. Его фундамент и основное здание возвели, вероятно, около двадцатых годов прошлого века, но потом десятилетиями добавляли различные пристройки, нисколько не беспокоясь ни о форме, ни о дизайне, и красили всегда в один и тот же розовый цвет, похожий на микстуру от тошноты.
Над передним крыльцом мигала голая лампочка. Когда я припарковала машину на дорожке, Марлен вышла из дома в компании четырех тявкающих псов разных размеров и неопределенных пород. У меня на глаза навернулись слезы, когда я увидела ее в своей обычной униформе – футболка, джинсы и шлепки.
– Это ты, малышка? – Хотя тетя бросила курить лет двадцать назад, голос у нее по-прежнему был хриплый, что, вкупе с отчетливым южным акцентом, всегда ее выдавало.
– Я, тетя Марлен.
Схватив из багажника сумку, я побежала в ее раскрытые объятия. Марлен была мне матерью гораздо больше, чем женщина, которая меня родила. Собаки, увидев, что я не собираюсь на них нападать, перестали тявкать и принялись с интересом обнюхивать мои ноги. Одна из них так осмелела, что прогулялась до моей машины и пописала на колесо.
Марлен