В этом они с Батори были похожи. Наверное, только в этом. Незаконнорождённый брат легендарного короля Матяша Корвина был рыцарь и аристократ до глубины души, космополит, глотающий языки с лёгкостью цыгана, книжник, щёголь и бабник. Глядя на вечно стоящего подле Крабата – крестьянского сына, бойкого предпринимателя, бюрократа, равнодушного к книгам и женщинам – кроме редких, даже редчайших случаев, никто не понимал, что их, давно уже не сыновей одной «семьи», вообще держит вместе. Крабат знал, что. Оба они противостояли Твари, спасали человечество от самого себя.
Батори сейчас порой не хватало. Загадки, связанные с волшбой, тот решал очень хитроумно. Крабат надеялся, что со временем Канторка достигнет того же хитроумия, раз уж так полюбила сидеть за книгами, но когда это случится – Ужовник знает.
В дверь постучали. Тут же, без разрешения, ввалился «волк».
– Ваше это… Высочество, а она отказывается от горничной, эта… Фон-барон! Наотрез!
– Что говорит?
– Говорит, сама справится…
– Фон Мореншильд, сама?! – князь откинулся в кресле, нахмурился, вспоминая девушку, не понимающую, как высушить мокрую одежду и того, что только что закипевший кофе слишком горяч. – Хотел бы я на это посмотреть.
***
Уголь в чулане нашёлся, почти полный деревянный ящик. По счастью, там была и кипа старых газет. (Нота бене: из хозяйственных закупок надо постоянно брать не только мыло и зубную пасту, но и туалетную бумагу). Довольно быстро сумела затопить плиту, нашла большой эмалированный ковш и сварила в нём кофе. Половина кофе сбежала, плита стала грязной, и, пока напиток остывал в эмалированной же кружке, Лиза пыталась привести плиту в порядок, оттирая её скомканными газетами. Мусорное ведро наполнилось наполовину, когда результат её более или менее удовлетворил.
Кофе ждал её слишком долго и был еле-еле тёплым. Багет подчерствел, масло начало расползаться. Фон Мореншильд вспомнила, что продукты надо бы складывать в холодное место, раз холодильника нет. Тщательно обнюхала ветчину, потом поискала нож. Увы, в Рабенмюле она была чуть ли не единственной, у кого ножа не было. Багет приходилось мазать о масло, ветчину – откусывать. К концу завтрака щёки и подбородок дочери славного дворянского рода лоснились от жира. Девушка с трудом отмыла их холодной водой с мылом.
Холоднее полок в чулане ничего не нашлось. Лиза разложила еду из пакетов. Было жалко осознавать, что не меньше половины, скорее всего, испортится. В этот момент дверной колокольчик затрезвонил так, словно в него вселился полтергейст.
Лиза засуетилась, наскоро переодела майку, причесалась и выскочила на крыльцо, чуть не столкнув рослую девушку с вьющимися волосами и в спортивном