Додумать этот захватывающий сюжет мне помешала открывшаяся дверь. Новый человек попытался проникнуть в кабинет столь стремительно, что ему пришлось буквально протискиваться между косяком и не успевшим отодвинуться бюстом метрдотеля. Оба, и бюст и человек, получили от этого явное удовольствие.
Кабинет был достаточно велик, и, пока новоявленный персонаж шел к столу, я успел его разглядеть. Маленький, сильно меньше среднего роста. Слегка полноват. Чуть, пожалуй, моложе меня. Почти лысый, но не по нынешней моде, а по естественному состоянию организма. Рыже-белес, но без веснушек. Улыбчив. В движениях стремителен. Одежда почти столь же демократична, как моя, только значительно дороже: белый свитер из тонкой шерсти, джинсы. Ботинки стоят целое состояние, в этом я немного понимаю. Часы соответственно, тоже.
Подойдя к столу, человек протянул мне руку и сказал, изящно, на ленинский манер, грассируя:
– Здг'авствуйте. Николай Чувичкин.
Потом он повернулся к подобострастно вскочившему при его появлении «Хронографу»:
– Спасибо большое, Сева. Ты на сегодня свободен.
Величественный Владислав Всеволодович раболепно искривил, насколько мог, свой негибкий стан и с несвойственной ему поспешностью покинул залу.
Мы остались с настоящим олигархом вдвоем. Я вдруг понял, что не испытываю к нему никакой классовой ненависти. Даже наоборот, он мне весьма симпатичен. Чувичкин, надо же. Как, интересно, ему живется с такой фамилией?
– Можно я буду называть вас пг'осто Олег, без отчества? – спросил Чувичкин.
«Ага, а я тебя – Коля. Интересно, почему маленькие и толстые часто картавят?» – подумал я. А вслух сказал:
– Конечно, нет проблем.
И все-таки я действительный, всамделишный и непритворный демократ.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Профессионалы
Посидели, помолчали, поприсматривались друг к другу. Как заинтересованная сторона, начал Чувичкин.
– Олег, я надеюсь, мы оба пг'офессионалы, каждый в своей области, конечно. И мне не нужно пг'едупреждать вас, что все, о чем мы будем говог'ить, не должно покинуть пг'еделы этих стен.
Я изобразил всем организмом движение, которое с языка тела лучше всего переводилось как «можете даже не говорить об этом». У меня складывалось четкое убеждение, что я говорю с ожившим Владимиром Ильичем. Грассирование, улыбка, знакомый с детства прищур. «Самый человечный человек». Мне немедленно захотелось поставить Николая на бг'оневичок.
– Пг'екгасно, – сказал олигарх, – тогда к сути.
Суть дела сводилась к следующему. Николай Чувичкин в настоящий момент