А через несколько лет ребенок, наконец, заглянет в свой гороскоп. Интересно? Глупости? Мракобесие? Манипуляции? Собачья чушь? Как знать. Смотря, какого качества гороскоп. Точно так же, как и рассказ, повесть или роман.
Потом – еще раз посмотрит на свои горы. И еще. Заглянет в свой гороскоп на неделю, в свой гороскоп на сегодня, на завтра. Начнет собирать статистику (совпало, не совпало), выявлять закономерности. Но, в любом случае, делать это он будет, будет и будет. Пусть не часто, но будет. Ведь люди всегда ели, пили и рассказывали (слушали, читали) истории. Истории, которые, если понравились, можно принять, а если не понравились, – просто забыть. Главное, чтобы эти истории делали интересно, а значит, повышали концентрацию счастья.
Читайте гороскопы. Особенно, хорошие. Хотя верить в них совершенно не обязательно. Ну, разве что только в самые лучшие.
Мощчь лещча
Мою первую учительницу звали Лидия Константиновна. А может быть, и сейчас еще зовут, не знаю. С тех пор, как в начале четвертого класса меня перевели в школу поближе к новому дому, я больше никогда ее не видел и ничего не слышал о ней. Прошло уже достаточно времени, чтобы забыть ее лицо, но одно связанное с ней веселое воспоминание стираться пока не хочет. И стоит мне услышать слова «моя первая учительница», – я непроизвольно улыбаюсь.
Как и положено первым учительницам, Лидия Константиновна единолично учила наш класс всем без исключения предметам на протяжении первых трех лет. Хотя, нет, музыка. Ее, а точнее, – пение, вела кошмар «потерянного поколения, по ушам которого прошлось стадо медведей», бывшая (но, как она говорила, – навсегдашняя) виолончелистка оперного театра Эсфирь Борисовна. А так, все остальное – Лидия Константиновна. Математика, чтение, письмо, логика, природоведение, рисование, труд и даже физра.
И все бы ничего (да, собственно, все и было ничего), но моя первая учительница родилась в Белоруссии (она сама говорила), и поэтому некоторые слова произносила немного необычно. А именно – слова со СЦвистяШЧе-ШЧипяШЧими. Сейчас-то я знаю, что это называется акцентом. А где-то до зимы второго класса, когда словарные диктанты после «ово» и «оро», как раз, наверно, и стали свистяще-шипящими, не знал. Нет, я, конечно, что-то такое заметил еще в самом первом сентябре, но Лидия Константиновна произносила свои «сц» и «шч» совсем не так, чтобы они прямо резали слух. Поэтому я быстро привык и перестал их замечать. А вот в диктанты они не раз внесли еще ту путаницу.
– Пишчем дальшче. Лещчь… Мощчь… Так, а ты, почему не пишчешчь?
– Я?.. Я уже. Написал.
– Шчто ты написцал?!
– Все… Мощчь, вещчь, речь, течь, ночь, Керчь, картечь, трещчина и сцмерчь.
– Тааак… Ну-ка, дай-ка сцюда. Ты сцмотри, сцнова то же сцамое!
К слову сказать, Лидия Константиновна любила диктовать один и тот же набор слов на протяжении многих-многих уроков. И может быть, будет нескромно, но, по-моему, только я